Сибирские огни, 1976, №2

кулся аж после гражданской . В жизни моей, может, чего еще пока не было, так это смерти. Три войны, братка, будто трижды заново родил­ ся, коли живой о ст ал ся . Вот до сих дожил, раненый, да не убитый, за лихость стрельбы Георгием награжден , фейерверкер я тяжелой дально­ бойной гаубицы. И в плену австрийском маялся, в тифу горел, с ранами в живот и ноги валялся, — длинная то ск а зка жизнь солд атск ая , за один присест не обскажешь. Дмитрий Иванович? Дмитрий Иванович при кол­ ч аках еще померли. В гражданскую , в разор самый, люди сказывали, что ни день, то в волость з а письмами гоняли. От Лизаветы Дмитрев- ны весточки ожидали. Т ак в дороге и померли от сердца разрыва. Л ю ­ ди, что при завод е состояли , разбрелись кто куда. Доро гих коней колча­ ки свели, унистожили, а молодняк по степу р а збежал ся , задичал. Вой ­ на, братка, она бедного смертным боем бьет, да и богатого не ласкает. Графское? Сгорело Графское. И у с а д ь б а , и село, и конюшни. Сам опять же не видал, что люди говорили, то и тебе ск аж у . Ночью пыхнуло, а к утру от усадьбы одни головешки дымились. Тридцать лет лажено-строе- но. Рушить легко, единой спички довольно. Нет, никто не поджигал, с а ­ мо, говорят, занялось. Сушь стояла , может, навоз зашаял в конюшнях, кто его в то время убирал? Тот год цыгане в у садьбе стояли, агромад- ный т аб ср аж из с амой Румынии подкочевал. Как граждан ская замири ­ лась , в Графском хотели волость сделать , но передумали: не на желез­ ной дороге. У сад ьбу и зав од цыганам отдали: селитесь, займайтесь ко­ нями. А цыган, он хоть с Румынии, хоть откуда, — человек вольный, пе­ сельник. Ем у гитара, костер, бубен. Кто-то и обронил огонь, а может, ребятенки созорничали. В с е сгинуло: дома, ранжиреи, конюшни, церква, школа — все до бревнушка! Не тушили. Кому тушить? Нечем да и не­ кому: мужики по домам еще не вернулись, старики, бабы. А что не сги ­ нуло в пожаре, ра стащило сь окрестными жителями: кирпич — новую печку сложить, жесть — на крышу, к аждому гвоздю в хозяйстве место найдется. В се го , что о стало сь от Гр афского ,— ветлечебница. Таперича Филимоныч, сам видел, царствует там со своими кролами-курами. Д а ­ вай подымем, служивый, за упомин души людей добрых. А недобрым — господь судья! ...Мелькнул красный граненый с так ан водонапорной башни, рядок тополей, поезд притормаживал. Пофыркав под полом сжатым возду­ хом , поезд остановился. И з -з а голых еще деревьев смотрело на перрон узкими окнами старенькое зеленое здание с полуколоннами. Вокзал. С этого вокзала Л и з а у е зж ал а в Новониколаевск, в Омск, в губернский город Томск, а может быть, в столицы. В Москву, Петербург... 12 Автобус в сторону Еремеевки не ходил. Почему не ходил — неведо­ мо, й ничто не объясняло это грустное для Терехов а обстоятельство. Ни записочка какая-нибудь, ни объявление. Расписание отхода-прибытия висело, а автобу са не было. Некоторую ясность внес небритый человек с собакой на веревке. — Не. Д о Еремеевки седни не уедете. Праздник, шофера на т е х ­ осмотре. — Он щелкнул себя по горлу. — Р а з в е шальная какая, попут­ ная, а так — не добраться. Шоферы — тоже люди, урезонивал себя Терехов. Май — праздник трудящихся. Значит, пешком. Семьдеся т верст — день-ночь, ночь-день, и все грейдером, по сухому. Дошел же полвека н а зад до лугов Г р аф ск о ­ го разутый, полураздетый арестант-политкаторжанин. И не дорогой, а брел напрямик, может быть, вон тем болотом шел, что начинается за