Сибирские огни, 1976, №2
а его императорского величества двенадцатого артиллерийского полка фейерверкер Никанор Христофоров Иванов... Ракетницу Терехов выпросил у знакомого механика-речника, а сверх того, купил пачку дорогого нюхательного т а б а к а и бутылку «Старки». «Винцо-водочка» понравилось старику при той первой беседе. Хотелось Терехову и нынче порадовать рюмочкой-другой бывшего фейерверкера. ...Сурово принял то гд а Терехова Никанор Христофорович. П о - т а р а каньи насторчив пожелтевшие от т а б ак а усишки, он д аж е валенками з а топал, когда Терехов спросил, правда ли, что он служил у Дмитрия Иванович аТолощ апов а конюхом. — Кого? Как ? Вон чего! Вы кто, милиция? — закричал, зав ерещал он.— Не милиция? Проходите, гражданин, скатертью дорога. Недослышу я. Ишь ты! Конюхом. Витянька! Какой-такой человек пришел? Кого пускашь? В окно высунулся плечистый мужик лет тридцати, наверное, трак то рист или шофер, кряжистый, кудрявый. Он поздоровался с Тереховым и, подмигнув ему, спросил Никанора Христофоровича: — Ну, чего р а ску д а х т ал с я ? В с е х кур пораепугал. Человек пришел как человек. Потолкуй с товарищем, раз интересуется. Не придуривайся,. — Цыц, щенок! Как с дедом р азговариваешь? Пшел! Не о чем тол ковать. Конюхом! Толковали — толокно вышло... Так и не д о г а д ал с я тогда Терехов, чем обидел Никанора Христофо ровича, и неизвестно, чем бы все окончилось, уйди он. Но Терехов не ушел. Он сел на, завалинку рядом с Никанором Христофоровичем и, подождав, пока старик угомонится, до стал фотокарточку Лизы, про тянул ему. Терехов и сам не знал, почему решился на это. Что-то п од ск а зыв а ло ему, именно с этого и надо начинать разговор. Д е д Никанор недоверчиво взял в руки фотокарточку, поставил ее ребром на колено и, охороняя ее, как птицу, которая может вспорхнуть, улететь, с детскцм стра хом долго смотрел на Лизу , словно она была живая. — Это же... Что же э то ?..— беспомощно спросил он.— Извиняйте, вы из каких будете? Это же... Л и з а в е т а Дмитревна! Тусклые гл а з а его часто мигали, на впалых щек а х проступала р о з о вость. Он глядел на Терехова растерянно, с испугом. Т ак началась у них бе седа. Потом они сидели в горнице. Витянька принес из погреба чашку помидоров, нарезал хл е б а , с а л а . Потом , з а рокотав мотором «Бел ару си » , он у е хал в поле. Ни хозяйки, ни детишек в доме не было. — Тальянец приезжал об осени двенадцатого г о д а ,— пояснил Ни канор Христофорович.— Машина у него на рогатулине имелась. Аппарат. Дмитрий Иванович от обедни пришли с матушкой, Воздвиженье креста в церкви служили , а Ли з ав е т а Дмитр евна с охоты возвернулась. Т а л ь я нец так и сымал ее прямо о конь, вершнем. А конь Аргунь прозывался. Чистокровный текинец... Терехова обожгло: по тусклым щекам д ед а Никанора медленно к а тились мутные слезинки-ручейки, затопляя морщины. Но Никанор Хри стофорович не плакал, он тихо и светло улыбался, а слезинки, повисев на у с а х , падали на стол. — Теплушко стояло. Осень, лето бабье... Ок а зало сь , что и слышит старик прекрасно, и голос у него не пету шиный, а сильный, не по легкому его телу басистый. И память ясно д е р ж а л а все, что случилось полвека н а з а д . Д а , все так оно и было: в трех в ер ст ах от Еремеевки стояло большое село Графское — конный завод Дмитрия Ивановича Голощапова, человека по здешним местам неслы ханно богатого, влиятельного.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2