Сибирские огни, 1976, №2
лометр, может, дальше, уходя в глубь урмана. Кто же ее насадил? Зачем? И совсем Терехов растерялся, когда набрел на рощицу из голубых сахалин ских елей, сильно заломанных, покореженных сибирскими моро зами, но все еще живых и не потерявших голубизны. Как в этой сырой низине оказались нездешние красавицы? А потом Терехов поднялся на невысокий бугор и, оглядевшись, увидел, что бугор правильным кругом обступают два ряда уже обронивших лист незнакомых деревьев, похо жих на липу. Он поднял палый лист, срезал и понюхал кору — это была настоящая липа! Откуда тут взялась липа, в диком состоянии в Сибири не произрастающая?! Липы были уже немолодые, обросшие у корней мхом, некоторые засохли , но все еще стояли по краям бугра, как будто посаженные по краю газона или клумбы! Как в парке! Т ак оно и оказалось: Терехов попал в давно заброшенный парк с бе резовыми и липовыми аллеями, с еловыми куртинками-рощицами, с мно гочисленными прудами. Весь день Терехов бродил по парку-урману и на шел среди задичавшей крепи не одно, а целую цепочку озер-прудов, то квадратных, то правильно круглых. Целый каскад! И до сих пор по еле видным канавкам между ними протекала вода! И весь следующий день с утра до вечера Терехов провел в парке, ходил без всякой цели, шел, куда глаза глядят, испытывая тихую грусть, безотчетную тоску, как на заброшенном кладбище. Особенно волнова ли его озера-пруды. Терехов забирался на деревья, пытаясь угадать, где стояла беседка, скамейка для отдыха, и потом действительно находил Обломок рамы или черепицу с крыши беседки, или заржавевшую чугун ную ножку скамейки. Терехов с детским страхом оглядывался: не пока жется ли, не мелькнет ли кто среди зарослей, не разъяснится ли, сон все, что он видит, или явь... В с е было явью, хотя аллеи, пруды бывшего парка теперь едва про сматривались среди лесного дикого нашествия, а лет через пять-шесть все заглохнет окончательно. Саженные парковые деревья уже со стари лись и рухнули, а молодая поросль — осинник, тал, криворослый рябин ник— взялась, как попало, и забила, заполонила все уголки парка, тесня и глуша все, сделанное человеком. Па хло сыростью, болотом, гниением. Пруды, забитые резаком и лягушатником, едва угадывались по остаткам купален, по торчащим из воды макушкам свай. Впрочем, можно и теперь пройти из конца в конец через весь парк- урман и ничего не заметить, кроме гнилой непролази, нежити, покинутых вороньих гнезд и близкого волчьего логова... — Г р а х какой-то жил тутока,— зевая волосатой пастью, пояснил Фи- лимоныч.— Вот и Грахское. Конный завод даржал . Богатеющий был, бають, ел на золоте, а жил вдвох с дочкой. Девка непутевая. Как тот му жик с ружьем по уреме шастала да с каким-то пришлым и сбегла. А еще, слышь-ка, деньги, болтают, тот грах в степе зарыл, только где, не ск а зал . Робя т а мои, сыны, говорят, достать бы щупу, как у саперов, у воен ных. Если золото — оно той щупе окажется. Слышь-ка, тебе в городу ту с амую щупу купить недоступно ли? Может, знакомства имеются! Я бы денег дал ... с сотню. В лапу кинуть. Ничего больше Терехов не мог выпытать у жадного старика: о чем бы ни зашл а речь, он тотчас сворачивал на «щупу», обещал «в лапу» и магарыч. Д ом Филимоныча со множеством заколоченных дверей и окон был одновременно колхозным омшанником, жильем и скотным двором мно гочисленного с т а д а сторожа. Сам Филимоныч занимал крохотный з аку ток с плитой, железной койкой и сундуком в углу. Целый день печь гу дела от су хи х березовых поленьев, в ведерных вонючих чугунах что-то грелось, варилось, парилось... З а стеной похрюкивала свиноматка, кудах- а*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2