Сибирские огни, 1976, №2

добавлю : день Нынешний берет свои истоки в дне минувшем, как река в родниках лесных. Чисты родники истоков — чист; светел день сегодняш­ ний. И день грядущий сулит не муки, а мир и радость. Что? Б ез ритори­ ки? Б е з красивых слов? Слушаюсь! Не имел чести быть ранее с вами знаком, но наслышан. Р аи с а Германовна в ваш адрес панегирик пропе­ ла, внучка приносила что-то ваше, а х ал а , глазки заводила. Не читал, покорнейше прошу прощения. Итак, постараюсь, поелику возможно, без «риторики». Теперь стало хорошим тоном морщиться от «красивых» слов. А нам красивые слова не мешали, мы их не стыдились. Скажу больше: красивые слова нашего времени выстукивались тюремной а з б у ­ кой в к а з ем а т а х Крестов и Алексеевского равелина! Однако подчи­ н яю с ь— только сугубо личные стариковские мемуары-размышления, и ни маковой росинки риторики. Быть по-вашему, раз вы на том столь ка­ тегорически настаиваете! Терехов был ошарашен: когда и на чем он настаивал, что требовал, тем более «категорически»? Скорее он «категорически» помалкивал, убе­ дившись, что собеседник не очень нуждается в согласии с ним или в во з­ ражениях. Собственно, и вопросы з а д а в а т ь было излишне: как бы or имени Т ер ехов а он за д а в ал вопросы себе сам и сам же на них отвечал. — Смерть? Виселица? Кому же не страшна перекладина с петлей, пуля в затылок? Особенно страшна смерть молодому, но в д ушах луч­ ших людей того времени накопилось столько гнева, что они поняли: не смерти надо бояться, а жизни р аба, потому что д аж е счастливая жизнь р а б а страшнее смерти. Эти люди были мудры горькой мудростью рус­ ского народа, они знали: только народ, способный выдвинуть спаянных идеей альтруистов, которых не остановит ни тюрьма, ни стр а х смерти, д аж е забвение, лишь этот народ достоин свободы. Наступила, решили они, их очередь возглавить вековую битву за свободу, а значит, их оче­ редь идти на эшафот. Свобода стоит дорого, плата за нее — кровь, муки, жертвы, и это они знали, как и то, что иные народы трудно и долго идут к свободе, но достигают лишь миражей. Алчная шайка бесчестных властолюбцев, сплотившись на задв орк а х классовой борьбы, вдруг вы­ ныривает из тьмы истории и, сменив декорации, титулы, заменив коройу штатским цилиндром, узурпирует власть. И опять для такого народа потянутся глухие десятилетия прозябания, молчания под дубинками но­ вых и новейших держиморд. Я утверждаю : народ, остановившийся в походе своем к свободе,— народ без будущего. Е го удел — тупое мар ­ ширование на утоптанном плацу догм под барабанный бой солдатчины. В недрах же здорового народа всегда найдутся молодые силы, которые восстанут против политической казармы. Россия долго была казармой, но великий народ не может быть вечно рабом. Родилось поколение, ко­ торому с тало невыносимо стыдно жить в стране, народ которой выстра­ дал страшную пословицу: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Каждому, кто не хочет рабски выслуживаться, маячит тюрьма и сума! В России, столь богатой талантами , не остало сь крупного писателя, кроме, к ажет­ ся, Ч ехова, которого не бросили бы за решетку, не выслали, не заставили бы эмигрировать. Со времен инквизиции этого не было ни в одной дру ­ гой стране! Д аж е святого жития Льву Толстому самодержавие готовило к а земат в подземелье одного из монастырей Суздаля! Много, очень много т ал ант а и нечестного ума шло в услужение трону. Ради подачек, мещанской благодати талантливые люди надевали -холуйские ливреи, раззолоченные кафтаны "опричников, словом и делом способствуя оглуп­ лению, ослеплению народа. Однако честное, совестливое, презирая сы­ тость, уходило в революцию, звало народ к топору, сеяло зерна нена­ висти к рабству . Заметим попутно, именно в эти годы великии гуманист Лев Толстой, тоже ненавидевший самодержавие, с высочайшей коло­ кольни всемирной славы своей, возглашал терпение, покорность, всепро-