Сибирские огни, 1976, №2

ели он умер, вполне возможно, где-то живут его и Л-изы .дети, вну­ ки. У них, наверное, хранятся письма, документы, фотографии, бытуют семейные предания, мало ли что? Терехов может увидеть внучку Лизы, девушку тех лет, когда Ли з а стала женой Кузьмина-Андреева и у е х ал а из Графского... О, Терехов узнал бы внучку Лизы по огню в гл а з а х , по манере д ер ­ жа ть ся , по голосу, хотя не слышал голоса Лизы, но он знал его, знал! В сю зим у Терехов делал выписки, сопоставлял факты, даты, вы­ верял д аж е случайные, второстепенные детали. Особенной системы у не­ го не было, но он не терял надежды на счастливый случай, озарение, пи­ сательский фарт, который всегда приходит, если в него верить, если жд а т ь его терпеливо. Терехов думал , что без веры в чудо в писательском деле трудно, почти невозможно... ...Дв а века сменяли один другой, как в природе мёняются времена года. Ро ссия на перевале веков воевала, терпела поражения, уложив на чужбине сотни тысяч русских людей, прирезала новые территории, гото­ вилась к новым войнам, и народ за все платил нуждой, болезнями, с т р а ­ даниями ст ары х и малых, жизнями сыновей своих. Прокатывались по России эпидемии, голод, вдруг вспыхивали стихийные бунты мужиков и рабочих, потопляемые в крови руками других мужиков, одетых в с ол д а т ­ ские шинели, но постепенно бунты превращались в классовые битвы, все мощнее, все глубже потрясая огромную страну. Сытую дворянскую и бур ­ жуазную интеллигенцию, дремлющую в декадентских грез а х, будили расстрелы голодных рабочих, громкие политические процессы, пламен­ ные речи осужденных на смерть революционеров— самой совести народной. Завтрашний день России вставал в кровавой заре. Об этом и были тысячи и тысячи подшитых в папках и занумерованных архивных с т р а ­ ниц: протоколы дознаний, доносы платных шпиков, краденые загранич ­ ные паспорта , подложные виды на проживание, кассационные жалобы , прошения на высочайшее имя с резолюцией безвестного крючка из вы­ сочайшей канцелярии, последние слова осужденных. И приговоры, при­ говоры, приговоры... Сколько же их, го споди,'детей матери-родины, мечтавших о с ч а с т ­ ливом будущем , о свободе, братстве, было беспощадно к араемо именем бога милосердного, именем царя-батюшки, помазанника божья, именем твоим, Р у с ь ? ! — Скажит е, Борис Антонович, сколько им было лет? — Кому, Лю сеньк а ? — Кузьмину и ей... вашей графине- — Л и з е исполнилось восемнадцать, а Кузьмину немного больше. — Значит, оба мои ровесники. А Кузьмина уже везли на каторгу. В- д в адц а ть лет шли в тюрьмы, в одиночные камеры, на смерть. Я видела, я была в Петропавловской крепости. Это же так страшно девятнадцати ­ двадцатиле тнему , полному сил человеку, ок азать ся запертым в каменную нору на многие годы... А они шли на это добровольно! Терехов тоже видел казематы бывшей царской тюрьмы-крепости. О т ­ с т а в случайно от музейной группы, он з ад ерж ал ся , р ассма трив ая что-то- в одной из таких камер. И вдруг почувствовал, как на него смотрят ре­ шетки, потолок, стены, смотрят с торжествующим холодным о ск алом : ты наш, стой, никуда не уйдешь. Почудилось, дверь с ам а поворачивает­ ся, сейчас со стуком захлопнется , заскрежещут запоры ,,и .он о станется в- камере. Н а в с е гд а ! Мгновенный уж а с пронизал Терехов а , <рн кинулся