Сибирские огни, 1976, №1

Ребятишки говорили о школьных делах, и я не вмешивался в их разговор. — Я ей все оттарабанила, а она говорит: покажите на схеме серд­ це. Подумала, подумала — водит она меня за нос, на пушку берет: ка­ кое у дождевого червя сердце?.. Она мне тройбан и вкатила. — Ты и через две точки провела кривую, и притом только одну, — поддел говорившую курносый паренек. — Ну уж! — возмутилась девчонка.— Угольник сдвинулся, я не виновата- Как-то искоса дорога вывели на пригорок, и перед нами открылся длинный пологий спуск в белую-белую равнину, на краю которой зачер­ нели игрушечные домики. Дед Пельмешек встрепенулся, крепче сжал вожжи, взмахнул кнутом. — Э-ей, держись, ребятки, вспомним годы молодые... Лошади, неспешно трусившие по свежему, еще плохо накатанному зимнику, встрепенулись, и сани понеслись вниз. Было что-то радостное и неповторимое в этом беге, в снежном крошеве, бьющем в лицо. И ре­ бятишки притихли, безотчетно подчиняясь веселому ритму санной дороги. Спуск кончился, дед Пельмешек стал осаживать лошадей, при­ чмокивая: — А ну, потише, потише... ишь, как разгулялись... Я не был в родной школе с той самой осени, как ушел в Алябьино. Она стояла на прежнем месте, только давно уже была перестроена. Ребятишки тут же разбежались по классам, а мы с Пельмешком еще всласть покурили возле розвальней. Размяв ноги и проверив сбрую, он присел на раскрылок розвальней и, щурясь, спросил: — А ничего я прокатил вас, а? С ветерком? — и, рассмеявшись, рас­ пахнул необъятную полу тулупа, чтобы достать кисет. — Ну, вы как? А то я сейчас обратно-.. Ребятишки по светлу пешком прибегут... С каким-то неизведанным чувством благоговения, точно в древний- древний храм, открыл я дверь школьного коридора, обитую черным дер­ матином. В нем тихо, за высокими классными дверьми со стеклянными табличками сейчас идет скрытая от моего взгляда, но такая знакомая жизнь. Такая тишина, что я боюсь переступить с ноги на ногу, чтобы не вспугнуть ее, точно со скрипом половиц может улететь навсегда что-то необъяснимое и драгоценное. Вот по этим половицам с ясно выступаю­ щими «хребтами» сучьев ходил и он, мой первый учитель. Есть люди, от встречи с которыми зависит последующее в нашей жизни. Таким человеком для меня стал Григорий Гаврилович Полуяров, и не моя вина, что первого учителя я нашел только в пятом классе. Он появился в школе в середине учебного года, сразу же после каникул. Тогдашний директор привел к нам в класс худощавого человека в гим­ настерке и в брюках галифе, с правой рукой, затянутой кожаной перчат­ кой. У него было хорошее, открытое лицо. После обычных приветствий новый учитель спросил: — Ну как, будем учиться? — Будем! И мы учились с упоением и таким рвением, что и сами диву дава­ лись. География и ботаника изучались основательно, может быть, даже в ущерб другим предметам. Не выучить урок Полуярова считалось сре£и нашей братвы святотатством. Он никогда не читал нотаций. Он спраши­ вал невыучившего урок: «Как же так, парень?» — и бедолага от этого Ропрсса, от десятков возмущенных мальчишечьих взглядов готов был сквозь землю провалиться- Но зато Григорий Гаврилович мог похвалить как никто другой. «Молодчина»,— говорил он, особо довольный чьим-ни­ будь ответом, и тот счастливчик, которому говорилось похвальное слово,