Сибирские огни, 1976, №1

— Не спасёшь. — Оно и так: если бы в лесхозе больше порядку было. А то сидит Шараваров и уже сапоги смазал — ждет не дождется, когда два года отработает и в город смотается. А тут хоть трава не расти. И скажи ты — как два года проработал, заявление норовит подсунуть — так и так, я свое отдал, дайте вольную, куда хочу, туда и лечу. Да как язык поворачивается! В дверь нервно и требовательно постучали. Она открылась, и в ка­ бинет, не дожидаясь разрешения, вошла женщина в черном плюшевом жакете, повязанная серым шерстяным платком. — Здравствуйте!.. Это че же, Аникей Игнатьевич, за изгальство? — женщина, в которой я узнал телятницу Платоновну, вплотную подошла к председательскому столу.— Опять на лошадках пилить школьникам? — Машина, Платоновна, сломалась, на ремонт поставили. Дня три- четыре- — Ну ты подумай — ремонт! Да они измерзнутся, пока три кило­ метра бежать будут... — Не измерзнутся... Здоровей будут... Ты спроси вон у Дмитрия Петровича, как он науки одолевал. Ни в себя, ни на себя... — Че мне Дмитрий Петрович — я сама так училась, в опорках хо­ дила. Так теперь все время нам лапти вспоминать, в глаза тыкать?.. Не то время..- Ну ты подумай — не измерзнутся, и спокойнехонько, — рас­ ходилась Платоновна, направляясь к выходу и берясь за скобу двери.— Нет, надо написать куда следует, чтобы вас прочистили... — И напишут! — сокрушеннно развел руками Аникей Игнатьевич, когда телятница вышла. — Деревня теперь грамотная. Дал же две под­ воды, четыре дня повозят. Так нет — подавай машину... У нее сынок в седьмом классе учится. Сама — золотой работник, а Женьку портит. Одет как на картинке, раскормленный, как туз. Магнитофон — на, Ж е ­ нечка, мотоцикл — получай. Отец с матерыо работают хорошо, денег Много. Они вон в прошлом году только дополнительной оплаты около двух тысяч получили. Не прежние годы- И'растет на всем готовеньком. Летом отец с матерью на покосе, сено себе косили, до поту, бывало, управятся, а сынок на бережке у Ветлу>ккй брюхо отогревает. Подошел к нему, стыдить начал, а он улыбается. Вы, говорит, Аникей Игнатье­ вич, обязаны нам обеспечить счастливое детство и высокую культуру на селе. Ты скажи: «Обязаны!» Мой бы был, я бы ему обеспечил... Что- то и правда подводы нет, не опоздали бы, — Аникей Игнатьевич позво­ нил на конный двор: — Уже ушла? Ну, лады... Мы вместе вышли из кабинета. В просторном конторском коридоре ребятишки, ожидавшие подвОду, шумно тузили друг друга. Завидев нас, они всталй -вдоль стен, отовсюду послышалось:’ «Зравствуйте!» Женю я узнал сразу — он поразительно походил на мать. Я заметил, что он не поздоровался с нами и сразу же обратился к председателю: — Как, Аникей Игнатьевич, будет нам такси? Девчонки прыснули. — Будет, будет... Уже на крыльце я услышал голос Жени: — Мог бы и на своей легковухе оттартать... Со свистом! Подъехали две подводы. Ребятишки со смехом и визгом кинулись в розвальни, на сен-о. И дрогнуло сердце. Мне так захотелось побывать в школе, посидеть за партой, что я не утерпёл и сел в первые розвальни, к вознице. — Што, тоже в школу, Дмитрий Петрович? — усмехнулся дед Пельмешек, восседавший на передке.;— Садись — прокачу... Придумали же прозвище Прохору Савватьевичу — не отлепишь. И только за тяжелые, напоминающие пельмени, веки.