Сибирские огни, 1976, №1

какой-то удивительно ровной дороге, на которой ни ямки, ни колдо­ бинки. . И вдруг откуда-то налетает ветер.. Бело-розовое облако рушится, слетает ка землю снегом. Отец достает топор и уходит в метель. Мне хо­ лодно на леденящем ветру, и я кричу: «Тятька!..» Но он не отзывается. Мне жутко в сугробистом безмолвном саду, и я бросаюсь туда, где толь­ ко что скрылся отец. Босой, я бегу на стук топора, слышимый впереди. Вот и отец. Он рубит березу, откуда-то взявшуюся среди красных стволов. — Тятька! Мне холодно. Дроворуб распрямляет спину, оборачивается ко мне, и я вижу не отца, а мать, ее усталое лицо. — Потерпи, Митя... Сейчас вот дров привезем, печь затопим, и бу­ дет тепло. Лицо матери расплывается, сливается с белыми сугробами, и я, будто проснувшись, переношусь в другой сад, в наш, ветлужинекий, по­ луразрушенный за годы войны- Он сразу же за огородами. Когда-то, буйно расцветающий веснами, он теперь жалок: изгородь порушилась, и скот свободно гуляет по саду, объедая молодые побеги. Мы с Талькой гоняемся за овцами и за коровами, выгоняя их через проломы прясла, но они точно вырастают из-под земли. И кажется, что спасти сад — без­ надежное дело. Тогда мы с корнем вырываем несколько яблонь и идем домой. Мы долго таскаем из-за огородов свежую землю и ссыпаем ее в только что выкопанные ямы и садим три яблони •— на маму, Таль­ ку и меня. — Правильно, детки, — хвалит мама. — Садите на счастье, на хо­ рошую жизнь. Мы рады с Талькой, и садим еще принесенные из лесу березы и че­ ремухи, и маленький огородик, приспособленный для этого старый сен­ ник, весь утыкан пруточками. Мы с Талькой идем возле пруточков, и я щунаю на них тугие, набухшие почки. Звонкие мелодичные звуки вдруг доносятся из деревни, и мы с Таль­ кой, перепрыгнув через прясло, бежим к школе, к ее высокому крыльцу, украшенному флагами. Полно народу у крыльца, и кто-то четко и ясно вызванивает: «Победа! Победа! Победа!» У крыльца Катерина Осиха обнимает, плача, своего сына ИлЮШу и приговаривает: — Как же они, Иленька, мать-то обмануть надумали?.. Вот ведь ты — жив-живехонек. Мне хорошо и радостно, что Илюша пришел, хоть и приносили по­ хоронку. Я возвращаюсь в только что посаженный сад и изумляюсь: на «моей» яблоне распустилось три цветка, и над ними уже гудит оса. Я сгоняю ее, срываю цветки и опять бегу к крыльцу школы. Но Илюши уже нет, только Катерина ползает в пыли, протягивает руки вперед и шепчет: — Да куда же ты, Иленька, куда?.. Я кладу на ступеньки крыльца три яблоневых цветка... ...Тикают ходики на стене, монотонно и настойчиво гудят провода за окном, точно весь дом подвешен на крепкой и. упругой стальной нити. Я открываю глаза, вижу нехитрое убранство горницы и сад за окном, тот самый, что садили мы с Талькой в последнюю военную весну — по­ бедную. Огромный куст черемухи весь запушен куржаком, и кажется мне, что черемуха цветет, А мысль, теперь уже въявь, возвращает меня то к школьному крыльцу, где стояла в толпе Таисья, радостная, но молча­ ливая, точно стесняясь своего счастья: дождавшись конца войны, она теперь будет ждать своего мужа со дня на день; то к ее дому, где у плет­ ня рвет "волосы та же Таисья, получившая похоронку в те же майские