Сибирские огни, 1976, №1

ла замуж за две недели перед войной за Николая Ермакова, трактори­ ста из Шерстенинской МТС. После того, как Николай ушел на фронт, Соломея перешла жить к матери. Осип вернулся с фронта целым и невредимым. А года через три по­ сле войны в июле Осип возвращался из лесу с возом дров. По дороге его застала гроза. Егор Дерябин, ехавший следом, рассказывал потом, как бабахнуло над дорогой и лесами, как Осиповы кони кинулись влево, под увал, который обрывался метров на десять вниз... .Без хозяина рубленая изба ветшала быстро: ветрами раскрыло пла’стяную крышу и долго под дождями сиротливо мокли оголенные ребра подскала1. Но вскоре Петро, младший сын Осихи, рано женившийся и отделен­ ный еще при отце, продал (не отдал, а именно продал) свою почти но­ вую жердянку матери и сестре, а сам перешел жить в тестев дом, обязав­ шись докормить-допоить старого, больного тестя. Живое думает о живом. Соломея вступила в связь с Сашкой По- могаловым, женатиком, моим одногодком, и родила сперва сына, а года через три — дочь. Осиха и вынянчила обоих. Васплко, русый, высокий и широкий в плечах — отцова кровь. Танюшка, черненькая, со смешливы­ ми глазами — вся в Соломею. Работала Соломея на разных работах: пи­ лила дрова, лопатила зерно, грузила, ходила в садовую бригаду. Она ни­ когда не унывала и была приветлива со всеми. Умерла Соломея неожиданно — от рака- Из больницы, куда она легла по весне, ее через два месяца отправили домой, как безнадежную, а через неделю после приезда она умерла. Детей забрал бездетный Петр. Сама Осиха тоже перешла жить к сыну. Первый легкий морозец щиплет нос и уши. Я иду в свой дом, ступая по выбеленной снегом ограде, светдой от снега и ярких окон. — Далеко ли ходил?— спросила мама, когда я раздевался... — Ходил... по улице, по Полянке... — А тут Надежда Береговушка тебя поджидала... Дивно посидела..- Болеет, мается все. Как в городу, у -сынка, пожила, так и поханулась. Моча плохо, говорит, отходит. Да какая, черт, там уж и моча, когда вось­ мой десяток, все в работе да в заботе. Просила — может, мол, Митя, что присоветует, какое лекарство. Горница светилась красноватыми отблесками топившейся круглой печи, которую у нас почему-то называют контрамаркой. Помнится, пере­ кладывал ее Федотушка-счетовод, и я привозил матери жесть на короба и глухую заслонку с вертушкой — чтобы для жару можно было закры­ вать с догорающими дровами. У огня стоял чугунок-середовушка, и в нем кипела -вода, подымаясь белой шапкой пены. Ложкой смахнув ее на огонь, мать как-то уют­ но сказала: — Ну вот, немного покипит и рыбку сброшу..- У меня, как ты ушел, гости за гостями... Тима забежал, рыбки принес. Я ему пивка два ста­ канчика поднесла — пил да нахваливал. Ты, говорит, Федосеевна, как так пиво делать можешь, хоть бы мою женку научила. Помру, говорю, так записку оставлю, там и секрет -скажу весь. Покойно и тепло сидеть перед пышущей жаром печкой и почему-то радостно смотреть, как по углам, точно большие жаркие птицы, мечутся блики пламени. Выходившая в избу мать вернулась с тарелкой чи- По д е к а л — тонкие березовые или осиновые жерди, служащие обрешеткой Яля дерновой крыши.