Сибирские огни, 1976, №1

Пройдя берегом, возле прясел огородов, можно выйти на Полянку вот здесь, у речки Ветлужки, где на пригорке стоит потемневший, осев­ ший в землю шестистенок— рубленные в одну длину изба и горница с теплым коридором посередине: налево — изба, справа — горница. Такие дома нередко увидишь в сибирских деревнях и селах, а в нашей Ветлуж- ке он—единственный. Перед войной его купил и поселился с семьей вете­ ринар Матвей Вадин. Сам ветеринар запомнился мне почему-то посто­ янно пьяным. Старшая его дочь Анна, рослая, веселая деваха, едва ус- пед кончить тогдашнюю шэкээм, сбежала с плотником, нанявшимся строить в колхозе силосную башню. По первости отец и мать сильно гне­ вались, а потом как-то все утихомирилось, и Анна с плотником приезжа­ ли в гости — уже перед самой войной: на «прощение». Через два года, когда и война шла, и плотник погиб, Анна вернулась в Ветлужку, с го­ довалой девочкой. Замуж она вышла нескоро —-не такие девки, без «хвоста», и то без женихов пооставались. Справа, по другому порядку улицы, Митрошенкин дом. Сейчас в нем живет одна-одинешенька старуха Митрошенчиха. Сам дед Митро­ шенко был крепок как дуб, вырастил восьмерых сыновей, и они теперь по разным местам живут. Писем в этот дом приходит больше всего — дети все грамотные, добросердечные. Зная шебутной, бесшабашный характер старика, Митрошенчиха не поверила, когда Вадиха прибежала с речки и сказала, что дед, отправив­ шийся по веду, помер. «И ведра полные на бережке стоят!» — уверяла соседка. Митрошенчиха даже всхохотнула: — Вот костолом старый, опять че-то выкомуривает! Она не спеша собралась, отлила из поллитры водки и пошла на берег. — Он у меня скорехонько оживет... Дед Митрошенко однажды уже умирал. Затосковав по детям, кото­ рые все обещались, но не ехали, а еще вернее — по большому застолью, в котором на виду у всей деревни можно было похвалиться сынами и до­ черьми, он придумал шутку, которая сработала безотказно. Будучи в Шерстенино и подвеселившись в районном ресторане, дед Митрошенко по восьми адресам дал с почты телеграммы с одним и тем же текстом: «С отцом худо совсем, немедля выезжайте, то будет поздно». Они все приехали вечером, хоть и прилетели разными самолетами, потому чго один-разьединственный автобус в сторону Ветлужки уходил из Шерсте­ нино в семь часов вечера. Заплакали дочки, трое сынов хмуро жались по лавкам, не зная, чго делать в таких случаях- Сам дед тоже сперва струхнул, не зная, как быть. Он закатывал глаза, стонал, что-то бормотал, точно в бреду. Кто- то из сынов надоумил мать поднести отцу чарку — оживет, так поживет. Дед ожил. На другой день, окончательно оправившись от «болезни», он плясал в одном кругу с сыновьями. ["Гридя на берег, Митрошенчиха хитро оглядела старика: — Будя, будя представляться-то, артист... Голову-то вот нажгет солнышком, хворать будешь. Старик не шелохнулся. — Вот ты и горюшко-то мое... Она разжала ему зубы, поцедила водки. — Ишь ты, притворился как... Не омманешь, не омманешь, вишь как румяна на щеках-то разыгрались.. На этот раз дед умер взаправду. Мужики перенесли его в дом, но только на другой день, когда погас румянец на щеках и зачернели паль­ цы, Митрошенчиха поверила, что старик не шутил. Я иду вдоль улицы, и память снует как челнок: справа налево, еле-