Сибирские огни, 1976, №1
6 От Кулешихи мать вернулась тихая, задумчивая. — Известьичко, Митя, нехорошо... Логан Северьянович наказал долго жить. Сегодня утром помер... В мастерской, на стружки лег и отошел. Павел Кузьмич в мастерскую забежал — топоришко поточить, а Северьяныч уж неживой. Уж какой был мастер! Да и то сказать — восьмой десяток. А он то в войне, то в работе, в войне да в работе. Весь ведь израненный... Логан Северьянович... Кто он мне был? Земляк, однодеревенец — и только. Но как по родному, близкому и дорогому больно сжалось серд це. Еще одна жизнь отошла в небытие, будто ясный и светлый ручей на всегда исчез в песке. Все мы, деревенские сироты военных лет, на всю жизнь сохранили благодарное чуство к светлым столяркам и прокопчен ным кузницам, ибо брали там то, чего недоставало в семьях — мужиц кую скупую ласку и мужество труда. Так, бывая у Логана Северьянови- ча и в кузнице, мы не только помогали работавшим там людям, приоб ретая житейский навык и сметку, без которых трудно жить,— мы еще и обретали свой характер, мы постигали поэзию мастерства. Мастерская и кузница рядом, на берегу речки, на высоком пригор ке. У самого входа в мастерскую — шатры ошкуренных жердей, черен ков, отесанных брусьев. Чуть поодаль — «завод» Логана Северьяновича — всякие хитрые приспособления для изготовления колес и полозьев. Мы, мальчишки, очень любили смотреть, как опускают колеса. Этот мо мент был настолько важен и значителен, что сам Логан всегда присутст вовал при том, как «ошинкованное» колесо, засиневшее от окалины, ка тится, направленное кузнецом, в речку, как оно падает в воду, сердито шипя и исходя паром... Думается о Логане Северьяновиче светло. Я вспоминаю тот декабрь ский давний вечер и почти чую крепкий дух морозной овчины, запах сосны и березовой коры от его рук и слышу насмешливое: «Что ж ты не- весту-то не берег, заморозил бы». И еще вспоминаю три дня... Это было в тот год, когда я закончил семилетку и остался работать в Ветлужке. Осенней субботой на громыхающей бестарке я приехал до мой с тока — помыться в бане. Но мне даже поужинать не пришлось: воз ле нашего дома остановилась машина. Я вышел на гудок. Шофер был чужой, не ветлужинский, а из автороты, обслуживающей колхоз в убо рочную. Из кузова свесился Логан Северьянович: — Ну, собрался? — . Куда? — Как куда, забодай его комар?! На элеватор... Тебе разве никто не говорил? Ну, дак Евдокия, значит, не успела добежать... Аникей ска зал — вместе со мной зерно разгружать... Набросив телогрейку и засунув в ее карман кусок хлеба со стола, я кинулся к машине. — Мы недолго,— успокоил меня Логан Северьянович, когда я заб рался на пшеничную россыпь, и машина тронулась,— часом и обернем ся. И в баню поспеем, забодай его комар!..— Логан Северьянович, будто я чем-то недоволен, все уговаривал меня: — Тут дело такое, понимаешь! Прибежал от Аникея посыльный в мастерскую, так и так: хлеба на току невпроворот, машины есть, а грузить некому. Грузчиков на элеватор то же нету. Я хоть с одной ногой, а борозды не испорчу. Вот и съездим, вот и скатаем, старый да малый... Хе-хе-хе! В нем было что-то мальчишески-радостное, возбужденное, словно он вдруг вырвался на волю, о которой давно мечтал. Да так и было, наверное.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2