Сибирские огни, 1976, №1
малого числа учеников седьмой класс решено было закрыть, а нам предложили определяться в другие школы. Счетоводова Сашу опреде лили в Шерстенино — районный центр, в среднюю школу. Моя мать выбрала Алябьино: в Шерстенино у нас хороших знакомых не было, а в Алябьино жила мамина старая подруга Башкатиха. За день до начала учебного года мы с матерью начали подсоби- рываться. На тележку уложили два больших мешка картошки — мне на зиму, полмешка муки — Башкатихе за постой. Ветлужка, хоть и наголодовалась за военные годы наравне со всеми, но к концу войны как-то схватилась: пришел на деревяшке дядя Аникей, бывший предсе датель, и дела пошли получше. Уже через два года и хлеб на трудодни стали получать, и деньги. А через три года после войны совсем стало легче. Потому-то и рядилась Башкатиха за муку: два пуда — невидан ное богатство! Потом, когда я жил у Башкатихи, она стряпала лепеш ки пополам с картошкой. На тележку же сгрузили приданое: сундучок с моими книжками да подстилку с подушкой. Мать приодела меня в холщовые штаны и рубаху, совсем новые, крашенные серпухой, отчего одежда имела ры- же-зеленый, какой-то въедливый цвет. Погрузив поклажу, мы выехали из ограды — мать впереди, я толкал тележку сзади. Стояла теплынь последних летних дней, хоть в лесах уже заметно обозначилась прожелть берез, первым жарком закраснелись осины. Над полями летала паутина. Поклажа оказалась не очень-то легкой. Уже за кладбищем мы присели передохнуть. Ноги взмокли. Сняв сапоги, я положил их поверх мешков. Земля была теплой, и все еще по-летнему светило солнце. Я посмотрел на деревню, край которой виднелся из-за кладбищенской рощи, и что-то сжалось в сердце. На половине дороги нас догнал Павел Кузьмич, которого все в де ревне звали просто Кузьмичом. Спустив ноги с полка телеги, он не спешно ехал по пыльной дороге. — Садитесь, — на ходу спрыгивая с телеги, остановил лошадь Кузьмич.— Перегружайся, Федосеевна... Он сам и перегрузил и картошку, и мешок с мукой, и пожитки. Те лежку мы запрятали в подгорье в чащобу. — Так и не допросилась коня? — спросил он мать, усаживаясь на телегу и трогая вожжи. — Наше дело такое... Телега есть — сбруи не бывало... — Да-., оно, конешно... У Башкатихи Кузьмич сам опять же стаскал в сени мешки, мы с ма терью затащили сундучишко, хозяйка наставила самовар и Кузьмича не отпустила. За столом говорили о житье-бытье. — Нонче-то опять при своих интересах остаемся,— вздыхала Баш катиха, отхлебывая из блюдечка морковный чай. Грамм по трйста на трудодень получим да денег ребятишкам в копилку. Наш Аникей щедро обещается, — с нескрываемой гордостью вступил Кузьмич. — Как годок, так поболе да поболе. — Мужик с головой, — поддержала мать. Насчет хлебушка не обойдет. Пока Кузьмич ездил в сельсовет, мы с матерью сходили в школу. В большом просторном коридоре пахло краской, было прохладно. Дирек тор школы, маленький, сухонький старикан из немцев, записал мою фа милию и имя, записал имя и отчество матери и велел мне приходить завтра. Через час примерно Кузьмич заехал за матерью; она простилась со мной. Было тоскливо оставаться в чужой деревне, комок подступал к
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2