Сибирские огни, 1976, №1

— Перелечил,— говорит,— сукин кот, Санька, на другой бок. Заставь дурака богу молиться — он лоб расшибет. Как теперь буду кистью орудовать, если даже глаз к потолку поднять не могу? Генеральша дядю Васю спрашивает: может, змеиный яд вам поясницу облегчит? — Это «Солнцедар», что ли? Не-ет... «Солнцедар» в таком случае не прошибет. Не та сила. Вот, если бы денатурату... Или хоть обыкновенную — за три шестьдесят две. — Дак я сбегаю,— вызвался Санька. Сбегал он ^магазин, принес бутылку за три шестьдесят две, грамм сто пятьдесят сам принял, остальное дяде Васе выпоил. И что вы думаете? Распрямился мужик! Распрямиться-то распрямился, но ударило ему в другую область — равновесие по­ терял. Ходит по комнате, за стенки хватается, обои ногтями царапает... Прямо беда. — Нет, Иришенька, надо их на казарменное положение переводить,— сказал гене­ рал жене после этого случая.— Иначе все прахом пойдет. Перевели мужиков на казарменное положение. Генерал им альтернативу поставил: или на казарменное — или задаток назад. А где его возьмешь, задаток-то. Его уж дав­ но тю-тю! Что женам ушло, что— на лечение. Генеральской-то надбавки им не хвата­ ло. Поскребли мужики затылки, повздыхали — согласились. Правда, выторговали себе приварок и винную порцию. Раскинула им генеральша две раскладушки в дальней комнате — и зажили они бивуачно. День живут, другой, третий. Едят за четверых, пьют за семерых, работают за пол­ человека. Но все же работают. Не как раньше, когда на вольном режиме были. Генеральша на кухне обосновалась. Варит, жарит, печет день-деньской. Тут же на кухне и ночевать приспособилась. Заберется в кресло, калачиком свернется, ноги пле­ дом прикроет — много ли ей места надо? Иногда, по вечерам, дядя Вася, если не шибко пьяный случался, приходил к ней на кухню — побеседовать. — Отчего народ пьет, Викторовна? — спросит. Помолчит, да сам и ответит: — Ат­ мосферу чует. Но больше они с подсобником разговоры вели. Махнет, допустим, дядя Вася кистью разок-другой, остановится, папироску закурит и задумается. — Александр! Ну-ка, напомни — что-то у меня отшибло — сколько у нас в пивной ящик бутылок входит: двадцать или двадцать пять? Санька, а свою очередь, лоб наморщит: — Двадцать пять, однако... Или двадцать?.. Я, дядь Вась, никогда ящиками не по­ купал, Я за один раз больше двенадцати бутылок не выпиваю... В другой раз Санька беседу завяжет: — Вот, дядь Вась, рассказывал мне свояк про мужика одного, который сроду кап­ ли в рот не брал, а каждый день косой ходил в дугу. — Как так? ! — А так. Возьмет с утра палку дрожжей проглотит, килограмм сахару-песку съест, чайник воды выпьет— и через два часа у него в кишках самогонка. — Хех ты! Свой, значит, змеевик-то? — Ну да. Так вот и жили. Генерал окончательно переселился на службу. Ночевал он теперь в своем кабинете, на диванчике. Обеды ему, в большом термосе, шофер возил. Генеральша мужу запи­ сочки присылала: «Извини, милый, суп сегодня овощной — на мясо не хватает денег... Как ты посмотришь, если я твой штатский костюм, бостоновый, отнесу в комиссионку? Все равно он не модный — у него брюки, если помнишь, зауженные, а теперь раскле­ шенные носят»... Только к концу месяца не выдержала она, голубка, разлуки — захотелось ей взгля­ нуть на своего сокола. Поехала генеральша к м уж у лично. Схватились они за ручки, сироты бедные, смотрят друг на дружку — и не узнают: генеральша худенькая стала, как девочка, на бледных щеках румянец играет нездоровый; у генерала глаза запали и седины в голове поприбавилось. Заплакала генеральша горькими слезами и говорит: