Сибирские огни, 1976, №1

Салтыков-Щедрин был самым преследуе­ мым цензурой из русских классиков. И вот, читая том за томом, все отчетливей зада­ ешься вопросом: а в чем же то самое ядро его творчества, которое было так ненавист­ но официозной критике, в котором она ви­ дела главную опасность для устоев? Ведь и Гоголь был сатириком, и Лев Толстой нахо­ дился в оппозиции к государственным ин­ ститутам самодержавия. Но Николай I, как известно, довольно снисходительно принял «Ревизора», однако отправил в ссылку Сал­ тыкова-Щедрина за юношеские повести. Выше было приведено мнение главного цензора А. Г. Петрова, дозволившего публи­ кацию «Современной идиллии» на том осно­ вании, что в ней выведены «самые низшие слои общества и администрации». Созна­ тельно или бессознательно— мы не знаем — он преуменьшил масштабность типизации в этом произведении вопреки мнению цензора Лебедева, который увидел тут «протест про­ тив чрезмерного гнета со стороны прави­ тельства на мыслящее население». Критик Суворин узрел в «Истории одного города» стремление «поглумиться, позлосло­ вить» над массами, над «бедными, унижен­ ными» глуповцами. О «Благонамеренных речах» газета «Гражданин», .издаваемая мо­ нархистом князем Мещерским, писала: «...где та натура, с которой г. Щедрин спи­ сал эти гадкие лица, которые, во всяком случае, типического не имеют ровно ниче­ го?». Итак, слово названо. Да, царская цензура и реакционная критика боролись, прежде всего, с социально-политическими обобщени­ ями, которые в плане идейно-художествен­ ном проявлялись как мощнейшая типизация. У В. И. Ленина в статье «В лакейской» есть блестящее определение социального ти­ па: «Лакею полагается по должности фрач­ ный костюм, цивилизованная внешность и соответственные манеры, белые перчатки. Лакею разрешается известное иародолюбие: с одной стороны, это .неизбежно, ибо среда, поставляющая лакеев, должна быть силь­ но нуждающейся; с другой стороны, это да­ же выгодно для барина, ибо дает возмож­ ность ему «упражнять» свою благотвори­ тельность... Свойственная лакейскому положению не­ обходимость соединять очень умеренную до­ зу народолюбия с очень высокой дозой по­ слушания и отстаивания интересов барина неизбежно .порождает характерное для ла­ кея, как социального типа, лицемерие. Дело тут именно в социальном тине, а не в свой­ ствах отдельных лиц. Лакей .может быть че­ стнейшим человеком, образцовым членом своей семьи, превосходным гражданином, но он неминуемо осужден на то, чтобы ли­ цемерить, поскольку основной чертой его профессии является соединение интересов барина, которому он «обязался» служить «верой и правдой», с интересами той среды, из которой рекрутируется прислуга. ...главное свойство лакея, как социального типа, суть лицемерие и трусость. Именно эти свойства являются самыми существенными, с точки зрения наемных ра­ бов и всей массы трудящихся в любом капи­ талистическом обществе». Все типы, созданные Салтыковым-Щедри­ ным, исчерпывающе исследованы именно по этой методе социального анализа. Они не просто некие .психологические комплексы,— неизвестно почему и как сложившиеся,— а такие индивидуумы, каждая черточка, ха­ рактера которых выведена из их социаль­ ной среды и воздействия на них обществен­ ного строя. В «Господах ташкентцах» о,н писал; «Понять и разъяснить эти типы— значит понять и разъяснить типические черты самого положения, которое ими не только не заслоняется, .но, напротив того, с их помощью делается более наглядным и рельефным». Когда во вступительной статье Е. И. По- кусаев приводит слова М. Горького — «это не смех Гоголя, а нечто гораздо более оглу­ шительно-правдивое, более глубокое и могу­ чее»,— то сначала как-то обижаешься за Го­ голя. Но вот дальше цитируется Чернышев­ ский: «Никто (если употреблять громкие вы­ ражения) не карал наших общественных язв с большею беспощадностию»; а рядам—ста­ рый большевик М. С. Ольминский, который говорил Ленину о том, что Салтыков-Щед­ рин родил «столько смеха на земле, может быть, больше, чем кто бы то ни был другой из живших на .ней, не исключая Аристофана, Рабле, Свифта, Вольтера и Гоголя». И задумываешься над этой единой оцен­ кой, данной столь разными людьми. Впрочем, сам Салтыков-Щедрин прекрас­ но понимал свою миссию в .развитии русской литературы как следующий шаг после Го­ голя: «Гоголевская сати.ра сильна была ис­ ключительно на почве личной и психологи­ ческой; ныне же арена сатиры настолько расширилась, что психологический анализ отошел па второй план, вперед же выступи­ ли сила вещей и разнообразнейшие отноше­ ния к ней человеческой личности». Салтыков-Щедрин непрестанно внедрялся в социальные и политические структуры своего времени, именно та.м находя истоки своих сатирических типов. И это как раз бы­ ло самым страшным для царской цензуры, ибо, опять же говоря его словами, «ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан и что по поводу его уже раз­ дался смех». Он прекрасно сознавал гигантскую силу своей социальной типизации. В «Благонаме­ ренных речах» изображена ретроградная га­ зета под названием «Старейшая Всероссий­ ская Пе-нкоенимательница». В этой газете, которая тоже типизирует официозные и пре­ смыкающиеся перед правительством органы печати, мы читаем: «Рассматривая, напри­ мер, поступок городового бляха № ООО, мы никак не упустим, чтобы- не зацепить по- до­ роге и весь почтенный институт городовых. Понятно, какое раздражение должен поро­ дить подобный неосновательный образ дей­ ствий не только в г.'Г. городовых, но и в г.г. участковых, и в околоточных надзирателях, ■их непосредственных -начальниках. Поэтому, ввиду благодетельного поворота нашей ли­ тературы в смысле пенкоснимательства, мы не обинуясь и во всеуслышание говорим: не раздражайте! Говорите сколько угодно о