Сибирские огни, 1976, №1
— Нет оснований,— хмурится мастер. Нетерпеливо переступает, как застоявшийся конь, и тоскливо поглядывает на Кирилыча и Петра попеременке. Ему надоело одно и то же: надо увеличивать расценки, чтоб эти двое не ходили без штанов, хотя меньше, чем по три сотни, не получали они еще и не получат. Кирилыч свирепо бросает, матерясь, лопату, как если бы виновата во всем была она. Мастер уходит, сдвинув вплотную бесцветные полоски бровей и по кусывая папиросу. — Жмот проклятый! — выдыхает Кирилыч, вздувая на щеках жел ваки. Он долго сидит на породе, курит, поглядывая в ту сторону, куда ушел мастер, и рука его мелко подрагивает, когда он подносит к губам папиросу. — И кой черт понес меня сюда? — говорит он с досадой Петру.— Надо бы проситься в старатели. Хоть и рисковое это дело: не добудешь — не получишь. Зато добудешь — станешь кум королю, огребешь деньгу. Там же все на особицу: сам ищи ее, слюдицу-то, добывай как хошь, за взрывчатку, за бурение — за все плати. Зато и тебе отвалят — не поскупятся... Каждую неделю на голец приезжает маленький, в жидкой поросли усов и бороды старик-якут. Он важно восседает, попыхивая трубкой, на коне и еще издали машет рукой, сузив в улыбке на нет косую прорезь глаз. Покорно ступают позади еще три лошади иод вьючными седлами. Кони шумно, запаленно дышат, торопливо и судорожно водя потем невшими от пота боками, а над ними кружат, густо прилипают к шеям и набухают кровью остервенелые пауты. — Шибко много мошек, однако,— спрыгнув, суетится возле коней старик, заботливо смахивает, давит кнутовищем паутов. — Ты, старина, за ким хреном разъезжаешь на четырех конях?! Одного хватило бы! — рычит на него Кирилыч. — Ды я думал, пошла она, холера, у вас,— виновато, как ребенок, моргает возчик, и лицо его вытягивает сочувственная озабоченность, обо стряются заветренные скулы. — Думал, думал!.. Не тем ты местом думаешь, старый хрыч! Глаза у возчика тонут, искрясь, в улыбке, но тут же он меркнет. — Это, однако, нехорошо, шибко нехорошо говоришь ты, паря,— ка чает он головой. — Паря, паря, косоглазая твоя харя! — не унимается Кирилыч. — Дурак ты, однако, — тихо, спокойно, с высоты своей стариков ской мудрости говорит якут, и Кирилыч молчит, делает вид, что не слышит. Петру жаль старика, но он сдерживает, унимает желание вступиться, помогает ему увязывать мешки, взваливает их на широкие вьюч ные седла. Выкатив на отвал всю породу, замечают слюду, углами выпираю щую из забоя. И назавтра утром, томясь нетерпением, поджидают взрыв ника. Он появляется, ведя в поводу коня, навьюченного мешками со взрывчаткой, перфоратором и пучком граненых буров. Снимают, не меш кая, груз, волокут в забой и заводят перфоратор. Он стучит пулеметной дробью, содрогаясь и обдавая бензиновой гарью, впивается острой зуба той коронкой бура в скальную твердь. Пробуривают в основании забоя две пары шпуров, взрывают их, и получается вруб, куда свободно влезает крутой плечами взрывник, укла дывая красные, в застывших потеках парафина, пачки детонита. Взрыва ожидают, таясь под скалой, и, когда уже кажется, что его и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2