Сибирские огни, 1975, №12

86 ФРАНЦ ТАУРИН бирать промеж себя, куда нужно будет, правдивых и честных людей... Солдаты! Не идите против народа. В нем ваши братья и сестры, жены и дети, родители и сродственники. Пусть каждый, кому велят стре­ лять в народ, вспомнит, что ему от того нет никакой пользы и что другой будет бить его жену, сестру и его мать. Солдаты! Ваша присяга царю, как ваша служба ему,— невольная... Поляки! Вы, сосланные в Сибирь... всего лишенные тем же царем, который угнетает и русский народ, встаньте дружно до одного человека вместе с народом за отечество и волю. Народ! Встань честно, смело и дружно за правду и волю!» 6 Не спал в эту ночь и Сулимский. В угловой камере тюремного барака, в которой разместились все члены комитета и которая арестантами именовалась «офицерской», давно уже все спали. Только Сулимскому было не до сна. Оправдыва­ лись худшие его опасения. Горячие головы взяли верх. Тут еще совсем не вовремя черти принесли этого русского фанатика... Допустим, понят­ но, литератор, воевал всю жизнь пером по бумаге, пороху и не нюхи- вал, но’остальные-то!.. Были в сражениях, знают, что такое восстание... Уж если там, на родной земле, с оружием в руках не выстояли против царского войска, то как можно здесь, находясь в заточении, хотя бы да­ же помышлять об успехе?.. Поистине, кого бог захочет наказать, то прежде всего отнимет разум... Бежать, спастись от страшной каторги, спастись от неминуемой му­ чительной смерти в стылых подземных рудниках, об этом все помыслы узника. И мог ли он не порадоваться, когда узнал, что люди готовятся к побегу. Можно ли было не пристать к этим людям... Хотя теперь, по зрелом размышлении, совершенно ясно, что и побег из этой бескрайней тюрьмы, где горы и лесные дебри стерегут крепче любых железных ре­ шеток, тоже немыслим. Нет, не разум, а жалкий страх толкнул его вступить в это сообщество... Но если бы мог хотя предположить, что эти безумцы замыслят поднять новый мятеж, отшатнулся бы от них, как от зачумленных... Однако же вступил. А теперь и вовсе впрягся в одно со всеми ярмо и вместе с этими безумцами тащит на гребень тяжелую колесницу мя­ тежа, которая, ринувшись с горы, раздавит его в числе первых... Что же делать, что же делать?.. Где выход?.. Противиться невозможно. Разве забудешь тяжелый, исподлобья брошенный взгляд главного безумца Ляндовского. Да если бы услы­ шали сейчас его мысли, то уже сегодняшняя ночь была бы последней в жизни Иосафа Сулимского... Вот так... подобно хлебному зерну между мельничными жерновами... Остановить, остановить, пока колесница не ринулась вниз... Как?.. Если покатится назад, гибели тоже не миновать. Начнется следствие, станет известным, кто предал... А это конец. И тут не спасет никто. Длинные руки Ляндовского дотянутся до его горла даже из могилы... Заговор должно расстроить так, чтобы даже тень подозрения не пала па Иосафа Сулимского. Если бы среди тюремщиков и жандармов нашелся хотя бы один с действительно умной головой. Тот бы понял, что такого ценного чело­ века, как Иосаф Сулимский надо сберечь. Сберечь для собственной пользы. А если не сыщется такого умного?.. Один неверный шаг может стоить головы.