Сибирские огни, 1975, №12

БЕЗ СТРАХА И УПРЕКА 71 В каземате, став спиной к двери, чтобы прикрыть глазок, Николай Александрович прочел записку от Рихтера. Рихтер писал, что солдату с рыжими усами можно полностью дове­ рять, сообщал новости и назвал день, когда через того же солдата мож­ но передать ответное письмо. Была в этой записке одна фраза, заставившая сильнее забиться сердце: в ней содержался намек на то, что друзья разрабатывают план побега. Но после первых, опаливших радостью, минут Николай Алек­ сандрович, поразмышляв, пришел к выводу, что вряд ли задуманное удастся осуществить. Из Петропавловской крепости никому не удава­ лось бежать. Поэтому заставил себя не предаваться радужным мечтам, а стал думать о другом, как лучше использовать столь неожиданно предоста­ вившуюся возможность —отправить на волю письмо мимо глаз и рук своих тюремщиков. После короткого размышления Николай Александрович решил, что прежде всего следует послать письмо далеким друзьям: Герцену и Ога­ реву. Его давно беспокоило, что превратно истолкованная весть о поданном им - всеподданейшем прошении дойдет до его друзей и огорчит их. Николай Александрович утаил лист бумаги,— надзирателю раве­ лина давно уже надоело дважды в день пересчитывать листы,— и на­ писал откровенное, хотя и достаточно законспирированное письмо: «Я люблю Вас, как любил; люблю все, что любил; ненавижу все, что ненавидел. Но вы довольно знали меня, чтобы знать все это. Молот изрядно колотит, но он бьет не стекло. Лишь бы физика вынесла, наши дни придут еще. Временами грудь чувствовала прелести пенсильван­ ской системы, но теперь ничего; силы есть и будут. К личному положе­ нию отношусь совершенно так же, как прежде, обсуживая возможность его. На общее положение взгляд несколько переменился. Почва болоти­ стее, чем думалось. Она сдержала первый слой фундамента, а на вто­ ром все ушло в трясину. Что же делать? Слабому — прийти в уныние, сильному сказать: счастье, что трясина выказала себя на фундаменте, а не на последнем этаже,— и приняться вбивать сван. В клетке ничего не поделаешь: однако изредка просунешь лапу, да и цапнешь невзна­ чай. Морят, думаю, по 2-м причинам: из политики, чтоб не поднимать лишнего шума, и в надежде пронюхать что-нибудь от новых жертв. С вами поступил не так, как бы хотел: да нечего делать, пришлось быть Камнем, чтоб не сделаться Осинником. Были и такие: только я от пе­ тухов не плачу, а гадов отпихиваю ногой. Гибель братьев разрывает мне сердце. Будь я на воле, я извергал бы огненные проклятия. Лучшие из нас — молокососы перед ними, а толпа так гнусно подла, что замарала бы самые ругательные слова. Я проклял бы тот час, когда сделался атомом этого безмозгло подлого народа, если бы не верил в его будущность. Но и для нее теперь гораз­ до более могут сделать глупость и подлость,—к счастию, они у руля. Перечтите последнюю главу 1 части Бокля: вы увидите, что причи­ ны группируются с поразительным сходством. Дитя будет, но должно созреть. Это досадно, но все же лучше иметь ребенка, чем ряд выки­ дышей. Природа вещей не уступает своих прав. Но в умственном мире ее можно заставить работать скорее или медленнее. Если мой тезка — жму ему руку и благословляю. Если видаете Осипа — самый горячий поклон. Вас обнимаю так крепко, как только умею, и возлагаю на вас крепкие надежды: больше всего на время, потом на вас. Помните и любите меня, как я вас». Письмо благополучно миновало все кордоны и дошло до Герцена и Огарева.