Сибирские огни, 1975, №12

БЕЗ СТРАХА И УПРЕКА 67 видения, и 'пояснил, что не мог иметь никакого доверия к допрашивав­ шей его следственной комиссии, так как: , ,, , «...имел право предполагать, что в деле замешаны грязные руки. Наконец, я не знал, будет ли следствие рассмотрено законным; иди не­ законным порядком. Все это заставило меня отрицать даже знакомство с Герценом и Кельсиевым, не имевшее не только преступного, но и пред­ осудительного характера...» ! -— После этой преамбулы можно переходить к существу дела,— сказал сам себе Николай Александрович, перечитав первые пункты сво­ его прошения. — Перейдем к откровенным показаниям. Посмотрим, придутся ли они по вкусу Державнейшему и Всемилостивейшему? «С Герценом и Огаревым я познакомился в Лондоне... В России, зная о них больше по слухам, я был предупрежден против них. За гра­ ницей, читая их серьезные сочинения, часто находил там необыкновен­ ную глубину мысли. Кроме того, увидя в Европе на практике результа­ ты свободы печати, должен был сознаться, что различие во взглядах и убеждениях недостаточная причина к обвинениям. Личное знакомство представило мне Герцена и Огарева в новом свете. Я увидел, что это не увлекающиеся люди и не фанатики. Их мнения выработаны размышле­ нием, изучением и жизнью. Узнав их лично, трудно не отдать справед­ ливости их серьезному уму и бескорыстной любви к России...» Николай Александрович отлично понимал, что одного этого пункта вполне достаточно, чтобы обеспечить себе каторгу. Но теперь уже менее всего думал он о своей личной судьбе. Использовав форму всеподдан­ нейшего прошения, он писал обвинительный акт всему режиму само­ державия. Но, кроме того, это был и документ судебного следствия. И все в нем изложенное являлось свидетельскими показаниями. Поэтому, не от­ рицая своей встречи с Кельсиевым в Петербурге, Николай Александро­ вич постарался доказать несерьезность всей его поездки, понимая, что если действия Кельсиева будут признаны опасными, то это тяжело ска­ жется на судьбе всех, встречавшихся с ним, а таких, привлеченных по делу, было более десяти человек. «Кельсиев не был близок с ними. Я его видел там всего один раз. Но и с одного раза можно было понять, что это не политический дея­ тель. Он человек, по-видимому, с добрым сердцем, но болезненный, нер­ вный, впечатлительный. Он легко возбудит участие лично к себе, но всегда поселит недоверие к делу, за которое берется». И Серно-Соловьевич подробно и обстоятельно шаг за шагом разо­ брал всю деятельность Кельсиева, доказывая очень умело, что послед­ ний начисто лишен способности к практической организации какого бы то ни было дела и является, по существу своему, беспочвенным меч­ тателем. Далее Николай Александрович обстоятельно проанализировал все предъявленные лично ему обвинения и доказал, что ни в каких преследу­ емых законом деяниях он не изобличен, и что поставить ему в вину можно лишь образ его мыслей. Но от своего образа мыслей он не только не отрекся, но, напротив, доказывал справедливость своих суждений: «Я высказал свои принципы... Успокаивать себя тем, что мы делаем успехи, значит иметь односторонний взгляд на общее положение дел. Как бы ни гнали, мы все-таки едем в старом тарантасе, а Европа —в ва­ гонах. Если смотреть не на внешность, а на действительные нравствен­ ные и экономические силы — расстояние между нами и Европой не уменьшается. Чтобы догнать ее, нам надо пустить в ход наши громад­ ные, но покуда еще мертвые ресурсы. Если понимать это и желать это­ го, если любить отечество всем своим существом и желать видеть его 5*