Сибирские огни, 1975, №12
64 ФРАНЦ ТАУРИН 2 Между тем господа сенаторы сами находились не в меньшем за труднении. Главный свидетель обвинения Андрей Ничипоренко еще 10 июля на очной ставке с литератором Максимовым, к великому изумлению всего присутствия, отказался от своих ранее данных показаний и соб ственноручно написал в протоколе: «Я отказываюсь как в отношении сказанного мной относительно г. Максимова, так и в отношении дру гих лиц, имевших со мной очные ставки и не согласившихся с моими показаниями...» В это же примерно время окончательно выяснилось, что маркиз де Траверсе на самом деле сошел с ума и, таким образом, его свиде тельство потеряло силу. На показания Андрея Ничипоренко и маркиза де Траверсе опира лось все,громоздкое здание обвинения. Теперь здание это грозило рух нуть. Необходимо было взамен поврежденных опор как молено быстрее ставить новые. Надо было искать новых свидетелей обвинения. Дабы побудить упорствующих к откровенности и чистосердечному раскаянию, власти решились на крайнюю меру. До сведения всех под следственных и подсудимых доведено было следующее высочайшее по веление: 1. Обо всех лицах, которые при производстве о них дел Высочай ше учрежденною в С.-Петербурге следственною комиссией покажут полное раскаяние и готовность способствовать к открытию преступле ний, делать особые представления его величеству. 2. Равно повергать на всемилостивейшее воззрение участь и тех раскаявшихся и сознавшихся, о коих дела, по окончании производства в комиссии, переданы к судебному рассмотрению и находятся в насто ящее время в правительствующем Сенате. Чтобы удостоверить, что здесь не напрасные посулы, тридцать сребреников тут же были выплачены. Сенат немедля вынес определе ние об освобождении на поруки штабс-капитана Петровского, и тот был выпущен из крепости.3 3 Этот хмурый зимний день — 18 декабря 1863 года — крепко запом нился Николаю Александровичу. Запомнился двумя событиями. Одно из них заключалось в том, что он в тот день сделал первый шаг к осуществлению принятого им решения дать открытый бой суду, правительству, всему общественному строю. Другое — глубоко личное, принесшее радость и боль, — восприня- лось им как знак судьбы и укрепило его твердость в следовании при нятому решению. Итак, решение принято. Он будет бороться, хотя силы очень уж неравны. У них — вся мощь империи, огражденная сотнями тысяч штыков; у него — одно перо, которого смогут лишить в любую минуту... Перо должно остаться в его руке. Никто не осудит Давида за то, что он прибег к хитрости в борьбе с Голиафом. В «Выписке из журнала» за 18-е декабря значится, что Николай Серно-Соловьевич, будучи допущен к даче словесных показаний, на за данные ему вопросы: «...Объяснил, что показания, данные им во время следствия, в не которых частях не верны и не точны от того исключительного поло-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2