Сибирские огни, 1975, №12
БЕЗ СТРАХА И УПРЕКА 53 Также ничего не дал и допрос Кожанчикова. Тот просто заявил, что никакого Кельсиева не знает и даже самой фамилии его доселе не слыхивал. ' Тогда снова принялись за маркиза де Траверсе, рассчитывая, что он, лично знавший и Бакунина, и Герцена, располагает многими цен ными для хода следствия сведениями. Но и тут комиссию постигло разочарование. Маркиз, попросту говоря, тронулся умом. Когда маркиза привели на допрос, он заявил, что намерен дать особо важные показания, и начал с того, что обвинил в преступных сношениях с Бакуниным и в распространении преступных проклама ций... государя императора, добавив, что имеет тому неопровержимые доказательства, каковые со временем и передаст комиссии. Пока остол беневшие члены Следственной комиссии переглядывались между со бой, маркиз успел сообщить им, что собственная его супруга также злоумышляет против правительства и, сверх того, состоит в преступной любовной связи с государем императором. На этом маркиза прервали и препроводили его на излечение в во енно-сухопутный госпиталь. Таким образом, почти двухмесячная упорная работа Следственной комиссии сколь-нибудь заметным успехом не увенчалась; новых улик против Серно-Соловьевича не добавилось. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 1 Второй допрос продолжался три дня — пятого, восьмого и один надцатого декабря — и потребовал от Николая Александровича пре дельного напряжения всех душевных сил. Ему одному пришлось бо роться с целым легионом опытнейших, поседевших на своем деле, ис коренителей крамолы. Но игра стоила свеч. Если бы на карту поставлена была только личная его участь, вряд ли нашел он в себе столько сил для борьбы. Скорее всего, нашел бы ее ненужной и высказал бы в лицо своим пала чам все, что он думает о них и о породившем их строе... Это — если бы дело шло только о личной его участи. Но, считая вправе распоря диться собственной судьбой, он не давал себе такого права по отно шению к товарищам по общему делу. Тем более, нельзя было ставить под удар тайную организацию. И Николай Александрович готовил се бя к труднейшей изнурительной борьбе. Но и комиссия тоже готовилась. Все письма, адресованные Серно- Соловьевичу, все изъятые при аресте бумаги, все показания лиц, до прошенных по делу, были тщательно изучены. Вспомнили и берлин скую брошюру, и все заграничные путешествия. Ни одно, сколько-ни будь вызывающее подозрение, обстоятельство не было упущено. Николаю Александровичу были предъявлены тридцать девять воп росных пунктов. Многие из них содержали по нескольку десятков вопросов. Отвечая на труднейшие вопросы, Серно-Соловьевич не выказал ни малейшей растерянности, признавал то, что не имело существенного значения для дела, и, обходя коварные ловушки, отрицал все то, что могло послужить поводом к обвинению. Узник Петропавловской кре пости, брошенный туда еще до суда,—то есть без расследования его вины уже признанный тягчайшим государственным преступником,—в этом неравном бою со сворой высокопоставленных царских карателей
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2