Сибирские огни, 1975, №12

БЕЗ СТРАХА И УПРЕКА 43 стать и мебель: железная койка и коротенький, но массивный дубовый столик намертво, как в корабельной каюте, принайтовленные к полу. Единственная движимость, не считая параши, дубовый табурет с зало­ щенным до блеска сиденьем. Николай Александрович приставил табурет к стене и попытался выглянуть в окно. Но даже при его высоком росте, приподнявшись на цыпочки и вытянув, сколько мог, шею, едва дотянулся до нижней кромки окна. Взгляд уперся в крепостную стену; всего-то и увидел узкую полос­ ку неба между гребнем стены и верхним обрезом оконной амбразуры. День сменялся ночью, ночь сменялась днем. Серно-Соловьевич ждал со дня на день вызова на допрос, но о нем словно забыли. Ког­ да прошло десять, или даже более, суток одиночного заключения, Ни­ колаю Александровичу вдруг пришла в голову ужаснувшая его мысль, что, может быть, все, чему надлежало произойти, уже произошло. Что жизнь, какая была до сих пор, с ее заботами, радостями, тревогами и стремлениями оборвана раз и навсегда, осталась позади, а впереди, до самого окончания дней, четыре стены промозглого каземата, леденя­ щая душу тишина и одиночество, одиночество, одиночество... Казематы Алексеевского равелина знали и такое. Но он сумел отогнать эту мысль. Конечно, все дело в том, что они подбирают к нему ключи. Они готовятся к первому допросу старательно, по крохам собирая действительные улики и все такое, что может быть превращено в улики. Н е м у тоже надо тщательно подготовиться. Это была спасительная мысль. Теперь даже казематное существо­ вание исполнилось смысла Продолжалась борьба все с тем же врагом, только в иных условиях, иными способами и средствами. Прежде всего уяснить самому: какие улики могут быть в руках у них? Какие его действия и поступки,—из тех, что могут стать им известны,— могут быть обращены против него? Самым тяжким его преступлением было, конечно, участие в тай­ ной противоправительственной организации. Если будет доказано, то конец один — каторга и, скорее всего, бессрочная, пожизненная. Но все дело в том, что доказать это невозможно. Ни единого документа, ни какого-либо иного вещественного доказательства не существует. Уличать можно лишь словесными показаниями. Чьими?.. Кто знает о его деятельном участии в организации «Земля и Воля»? Можно пере­ числить по пальцам: Чернышевский, брат Александр, Слепцов, Ничи­ поренко. Может быть и еще кто-нибудь догадывается, но говорить о деле приходилось только с ними. Так что знают только эти люди, а кроме них знать никто не может... Чернышевский —при всей его душевной мягкости — кремень, он и под пыткою не произнесет лишнего слова. Брат Александр —таков же, да его и не достанут; он, слава богу, вне их досягаемости, за гра­ ницей. Слепцов вне пидозр ний, он и не попадет под допрос, а если и попадет, от него им не прибудет. Остается Ничипоренко... Этот не­ сколько суетлив, а у таких чаще всего твердости хватает ненадолго. Но даже если Ничипоренко и проговорится, даже если прямо покажет, что Николай Серно-Соловьевич стоял во главе организации, подтвер­ дить свои показания ему нечем. И всякое его показание можно отверг­ нуть: неподтвержденное обвинение не улика, а всего лишь оговор. Так что*—о «Земле и Воле» ничего они доказать не смогут. Что же тогда остается?.. Крамольная брошюра, выпущенная ров­ но год тому назад бесцензурно в Берлине. Но это дело прошедшее, если за это преследовать, то давно уже взяли бы,.. Что еще?.. Отвозил статью в «Колокол»... Встречи в Лондоне с Герценом и Огаревым, со-