Сибирские огни, 1975, №12
БЕЗ СТРАХА И УПРЕКА 23 огня. Занятый своими нелегкими мыслями, он, наверно, и не заметил, что уже стемнело. Сегодня ему в самой недвусмысленной форме дали понять, что считают его причастным к деятельности III отделения. Слухи о том, что такое подозрение нависло над ним, доходили до него и раньше, но так, впрямую, выслушать это пришлось впервые. И сейчас он, переби рая в памяти день за днем, прошедшие со времени возвращения его в эту непонятную страну, силился сообразить, чем мог навлечь на себя подозрение, какие его поступки могли послужить поводом к тому, что бы счесть его правительственным шпионом?.. Он возвратился в эту страну (которую .не мог даже считать своей родиной, хотя и родился в Варшавской губернии, то есть в той части Польши, что входила в состав Российской империи) с чистым сердцем. Возвратился потому, что, повстречавшись в Лондоне с лучшими людьми России, уверовал, что именно этой стране, народ которой самой безмер ностью своих страданий огражден от духа обывательского благоразу мия, предназначено Историей проложить новый путь всему человечеству. Первый же человек, встреченный им в Петербурге, Андрей Ничипо ренко, к которому явился он с рекомендательным письмом Кельсиева, поддержал его в этом убеждении, сказав, что Россия накануне великих перемен и что сейчас дело каждого честного человека состоит именно в том, чтобы помогать колесу истории быстрее повернуться в нужном на правлении. Такою попыткой сдвинуть с места неторопливое колесо и было их совместное предприятие по сбору подписей под адресом на высочайшее имя... Колесо не только не сдвинулось, но и не отыскалось никакого спо соба даже и подступиться к нему. И вообще все выглядело совсем не таким, каким представлялось ему, когда он ехал сюда в Россию. Нигде не обнаружилось присутствия тех сил, что могли дать толчок колесу. И заверения нового его друга Ничипоренки оказались несостоя тельными и все их совместные надежды — построенными на песке. И самая нищета и забитость народа стали казаться не способствующими, а противодействующими движению вперед. И мера свобод, достигнутых в европейских государствах, стала казаться едва не идеалом. А отсюда и реформы царского правительства представились благодетельными. И самонужнейшим делом становилось содействие мирному преобразо ванию страны и, прежде всего, всемерное содействие народному просве щению. Так думали многие честные и мыслящие люди и среди них извест ный писатель Лесков, с которым Артур Бенни особенно сблизился в последнее время. Лесков и привлек его к сотрудничеству в «Северной пчеле», весьма почтенной и либеральной газете. Словом, путь его,—так представлялось самому Артуру Бенни,— был чист и прям, ни в чем не поступил он против совести, никого и ни чего не предал. Совершено непонятно, каким образом могло возникнуть это гнус ное подозрение?.. Размышления оборвал осторожный стук в дверь. Бенни впустил в комнату человека в длинном пальто и войлочной шляпе. — Вы Артур Бенни? —спросил незнакомец, вглядываясь в хозяина. Бенни подтвердил и, пробормотав извинения, поспешно зажег лам пу. Вошедший, очевидно, узнал его и, облегченно вздохнув, снял шляпу и размотал длинный шарф, скрывавший нижнюю часть лица. Лицо при шельца показалось Артуру Бенни очень знакомым, и все же он не мог определить кто это. Тогда гость с коротким смешком стянул с головы темный кудлатый парик, и Бенни увидел перед собой лондонского своего вдохновителя и покровителя Василия Ивановича Кельсиева.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2