Сибирские огни, 1975, №12

118 ЮРИИ МАГАЛИФ — Тоже обыкновенно... Я думаю —кто это там сопит так отчаянно? — Я из Панкиного кабинета увидела, что вы подъехали, и давай ^на­ встречу вам пробиваться. Только голоса не подавала... Здравствуйте, Михаил Терентьевич! — Здравствуйте,— равнодушно сказал Шайдуров; он уже кончил работать, надел пальто и прошел в раскрытые двери. Возле дверей, с одной стороны, вывеска: «Правление колхоза «Рас­ свет». И тут же приколочена фанерка: «На втором этаже». С улицы —после света и снега —глаза не могут сразу освоиться с темнотой вестибюля. Касаткин берет Антонину под руку. — Не могу поверить, что ты —такая взрослая и красивая. — Тебе кажется —я красивая? — Очень! Красивая... и глупенькая. Погоди, я до тебя доберусь. — А красивых не наказывают сильно... Слушай, Макар, идем ско­ рей к подружке моей, к Панке Мотовиловой. Я вас познакомлю. Ее зо­ вут Прасковья Алексеевна. Она —чудо!.. Пошли же, пошли! ...В крохотной комнате за столом, возле невысокого коричневого сейфа сидела молодая полнеющая женщина. При виде Касаткина она набросила на плечи пуховую шаленку. Глаза у женщины серьезные, ка­ кие-то задумчивые. — Ну вот...—Мотовилова поднялась, крепко пожала руку Макару Петровичу.—Пробились к нам, значит? *Антошка стояла в стороне, стараясь угадать: понравились ли они друг другу. В коридоре зычно крикнули: — Пана! Мотовилова! К председателю! — Счас!..—Прасковья Алексеевна взяла со стола какой-то список и вышла из кабинета.—Погодите маленько. Я мигом обернусь...' Не скучайте. — Хороша? —спросила Антонина. — Эта, по-моему, хороша,—ответил Макар Петрович, напирая на слово «эта». — А кто не хорош? — сразу же насторожилась Антонина.— Глеб Борисович, да?.. Много ты понимаешь! Кстати, куда вы с ним вчера про­ пали? Он тебя не затащил к себе? — Знаешь, Антошка, этот человек... не знаю, что и сказать... Хорош он или не хорош— не в том дело. А вот жизнь его противоестественна. Странно это все, непонятно... — Что ж, правильно. Да, он достоин лучшей участи... А ты ничего не заметил? Не почувствовал? Нет?.. Странно. Артист должен быть бо­ лее проницательным или, в крайнем случае, наблюдательным. — Он вроде бы чего-то недоговаривал, волновался немного. Но раз­ бираться в нюансах его настроения мне почему-то не захотелось. — Почему же? Потому что он—поп?.. Ах эта предубежденность! Ах это ваше глухое высокомерие!.. Коснись дело какой-нибудь малогра­ мотной идиотки, что расшибает лоб перед иконостасом, мы сразу же со­ крушаемся: «Как она, бедненькая, заблуждается! Надо окружить ее вниманием, несчастную!» А когда видим образованного человека в рясе, думаем: «Вот сволочь!» и гордо отворачиваемся. — С образованного спросу больше. Как прикажешь к нему отно­ ситься, если он угнетает души этих малограмотных?.. Впрочем, я уже сказал, что твой Промтов показался мне каким-то... несчастным, что ли. — Молодец, Макар! Этот громадный черный старик, действительно; глубоко несчастен. — А ты жаждешь принести ему счастье? —язвительно усмехнулся Касаткин. — Почему бы и нет? — Антошенька! Милая ты моя девочка! Брось свое донкихотство,