Сибирские огни, 1975, №11

94 РОГНЕДА ВОЛКОНСКАЯ, НИКОЛАЙ ПРИВЕЖЕНКО пал без вести. В сорок шестом и пятьдесят третьем она ездила в Москву к его отцу. Петр у него не появлялся. Отец рассказал, что в середине июля сорок первого года он получил от сына всего одно письмо, а в. ав­ густе пришла похоронная... Заметьте, Ставинский погиб в начале войны, о каких же наградах может идти речь, товарищ Борисов? — лукаво улыбнулся Ольшевский,— Я понимаю, что здесь дело це в наградах... Ваш визит ко мне продиктован другой причиной. — Из чего вы это заключили? — Борисов отдал должное его про­ ницательности. — Из всех последующих событий. Ведь Ставинский жив... А теперь попрошу вас показать свои настоящие документы. Борисов показал свое удостоверение. — Ну вот, теперь все стало на свои места,—заключил Ольшевский с облегчением.— Значит, он все же что-то натворил? — Георгий Станиславович, у меня к вам пока такие вопросы: как Татьяне Владимировне стало известно, что Ставинский жив? И почему она покончила жизнь самоубийством? Пожалуйста, все подробно,— по­ просил Борисов, уклонившись от ответа. — Как я уже сказал, Татьяна долго и безрезультатно разыскивала Ставинского, и ей ничего не оставалось, как смириться с мыслью, что он действительно погиб.—Ольшевский зачем-то размотал свое кашне. В комнате было очень тепло, и Борисов про себя отметил, что это прос­ то старческая причуда — носить кашне дома. Ольшевский повесил кашне на спинку стула и продолжал: — И вот как-то летом 59-го года она ехала на трамвае. Трамвай остановился. Рядом остановился встречный, полупустой. И Таня увиде­ ла в нем Ставинского. Она выскочила из трамвая, чтобы пересесть в тот, но не успела — трамвай уже тронулся, и Ставинский ее не заметил. Она поспешила домой. Три дня она никуда не выходила, все ждала его, но он так и не пришел. Обознаться она не могла. Она поехала к Айнару, их общему знакомому. Айнар сначала говорил, что не видел его с сорок первого года. Тогда Татьяна пошла на хитрость и сказала, что три дня назад видела Петра у его дома. Она ждала, что Петр придет к ней, но он не пришел. И Айнару ничего не оставалось, как сознаться, что Ста­ винский, действительно, был у него. Живет он отсюда далеко, у него семья,—так уж несуразно получилась у него жизнь. Он не виноват, его надо понять и простить, а искать не следует, все равно прошлого не вер­ нуть... Теперь вы можете себе представить состояние Татьяны, когда она прямо от Айнара приехала ко мне?! Я был поражен услышанным. Воз­ мущался, весь кипел. Таня плакала. Потом попрощалась со мной и с Вильмой и ушла. Кто мог подумать, что мы видимся в последний раз! В ее смерти есть и моя вина.— Старик заплакал. — Успокойтесь, Георгий Станиславович,—утешал его Борисов.— Ну что вы могли сделать? — Я мог не усугублять, но сделал наоборот. Разошелся я тогда во­ всю. Очень мне было обидно за нее. Я высказал ей одно предположе­ ние...—Ольшевский замялся. — Какое же? — подтолкнул его Борисов. — Тут можно подумать только одно. Если розыски ничего не дали, а, между тем, он не погиб, а продолжает здравствовать, то он просто живет под чужой фамилией! А если так, сказал я, то корни такой мета­ морфозы уходят в сорок первый год. Ты ждала Петра Ставинского, но теперь он — не он. Вот почему он не пришел ни к тебе, ни ко мне. Толь­ ко перед Айнаром он мог предстать в любых ипостасях... Слушая Ольшевского, Борисов вдруг понял, что именно сейчас он стоит‘у той точки, откуда начинается след из прошлого... Он читал на лице Ольшевского искреннее негодование и интуитивно чувствовал, что