Сибирские огни, 1975, №11

ПИАНИСТ ИЗ РИГИ 73 — Так друзья теперь какие? Чтобы для выпивки. А я уж сказала, что он не пьет. Работа и дом — вот и все его друзья. Все больше с Вита­ ликом возится. — Это, конечно, хорошо, что не пьет, — согласился Борисов. — Вот и я же говорю. Все беды от водки. Когда денег на нее надо добыть, человек и влезает во всякие нехорошие дела: ворует, левачит... — А он вам ничего не рассказывал о своей службе в немецкой ар­ мии и о тех друзьях, с которыми служил? Я имею в виду русских. — Что-то говорил, но так, в общих чертах. Больше сожалел, что так получилось. Нескладно получилось... — Ну, хоть о ком-нибудь он говорил? Постарайтесь вспомнить. Ушакова пожала плечами. Задумалась: — Так, у Геннадия, по-моему, только один друг был там, который спас ему жизнь. — Каким же образом? — Да ведь долго рассказывать... — А вы что, сильно торопитесь? — Я — нет. Да если бы и торопилась, вы же все равно не отпусти­ те, пока обо всем не спросите, — попробовала пошутить Ушакова. — И то правда, — улыбнулся Борисов. Ушакова расстегнула воротник пальто, опустила с головы платок. Она поняла, что разговор еще будет долгим. — Опять же, товарищ начальник, это как кто поймет. Жизнь у че­ ловека одна. И хорошему человеку и плохому она, наверное, дорога. Вы, конечно, считаете, что Геннадия в то время окружали только плохие люди... — Нет. Я так не считаю... Ладно, продолжайте. — Вот я к чему говорю. Если вот эту одну жизнь, данную Геннадию один раз, и спас Петр, рискуя собственной, то разве его нельзя считать другом? И вы не должны удивляться, если и я о нем говорю хорошо. — А фамилию этого Петра помните? — Петр и Петр, его Геннадий называл не по фамилии. — А что, он к вам приезжал? —Борисов внутренне напрягся. _ Да в том-то и дело, что как окончилась война, Геннадий с тех пор о нем ничего и не слышал. Он считает его погибшим. Просто уверен, что Петр погиб, даже и не искал его. А мне раньше о нем тоже ничего не говорил, видно, нелегко ему было вспоминать. Я-то вот о Петре только года три назад и услышала впервые. — А в связи с чем ваш муж вспоминал о нем? — Да так получилось. Конфуз один вышел. —- Ушакова махнула рукой и засмеялась. — Может, вам и не интересно. Да и рассказывать как-то неудобно.— Она искоса посмотрела на сидящего сбоку Лобанова. — Ну что вы, Галина Павловна, у нас все удобно рассказывать. Раз к делу относится, так и давайте. — Значит, так. Наверное, это было в конце лета или ранней осенью шестидесятого года. Поехали мы с Геннадием к моей двоюродной сестре в поселок Фрунзе —там у нее домик о садом. Ну, выпили, закусили, ра­ диолу завели. Она возьми да и поставь пластинку с записью Лещенко. Хорошо помню, что купила она ее еще сразу после войны на толкучке. Да что-то никогда ее после моего приезда не заводила, я и забыла про нее. А тут взяла и завела, чтобы потанцевать танго: «Татьяна» и «Дымок от папиросы». Мой Геннадий как услыхал словно очумел. «Продай мне Тома и все тут!» Ну, та руками замахала: «Бери так! Что за разгово­ ры». Мы, конечно, дали потом Тамаре две пластинки с Александровичем — неудобно все же так брать. Так вот, с того дня и началось мое разд­ ражение. Как свободная минута — он эту пластинку на диск. Сидит, слу­ шает. И все больше ту сторону, где про Татьяну. А там так начинается: