Сибирские огни, 1975, №11

ПИАНИСТ ИЗ РИГИ 61 Ночью он пришел в себя. Полнеба осветило зарево, — он догадался, что это горит деревня. Он был легко ранен, но чувствовал, что идти не может. У него кружилась голова, ноги его не держали. Он то полз, то вставал и, ступив два-три шага, падал. К утру он добрался до какой-то деревни, заполз в огород и лежал там до вечера, чутко прислушивался к звукам, пытаясь разгадать, есть ли в деревне немцы. Немцев в деревне не было: они спешили на восток. Микшина приютила пожилая женщина; два ее сына тоже сражались на фронте. Несколько недель он жил здесь, в Подворках, помогая своей спаси­ тельнице по хозяйству. Было начало июля. Микшин окучивал картофельные кусты. К нему подошел парень в сильно поношенной одежде: — Откуда, дружище? Будем знакомы: Виктор... Сомов! Тоже из ок­ ружения? — Да, еле ноги унес... Из Челябинска я... —. Нас тоже недалеко отсюда рассеяли, чуть в плен не попал. А там не сладко... Сомов был такой же неплененный пленник, как Микшин. — Что думаешь делать? Оставаться здесь и на печке валяться? Ско­ ро мирная жизнь наступит. Слыхал, говорят, снова к Москве подбирают­ ся. Сводки — это дело агитационное... Сам видел, как прут нас... Считай — крышка. Нету у нас стратегических резервов, — во как, понял? «Ши-, рока страна»... А разве там страна? Тайга там, степи. В Челябинск свой не попадешь, — считай, заграница. А я думаю пробираться в Ростов. Пойдешь со мной? — Что там делать будем? — обрадованно спросил Микшин. Он тя­ готился неопределенной жизнью сельского жителя. Кроме того, ему не хотелось терять товарища, у которого такая же незадачливая судьба, как и у него. — Ты из Ростова? — Нет, я из Ярославля. В Ростове у меня дед живет, старый, прав­ да, но приютит. А тебя я пристрою, можешь не сомневаться. Давай с утра и тронем... Много люда выгнала война на дорогу. Это были возвращавшиеся до­ мой беженцы, которых обогнал фронт; погорельцы в поисках крова, окруженцы и «ментики» из городов, которые несли в села последнее имущество — отрезы на костюмы, гармонии, махорку, чтобы обменять все это на зерно, просо или подсолнечное масло. . Дед Сомова жил в грязной хибарке «а окраине Ростова. Это был ху­ дой высокий и добродушный старик. Он был совсем глухой и, должно быть, оттого, что не мог слышать других, без умолку говорил сам непри­ ятным трескучим голосом. Он до сих пор сапожничал и ночи напролет стучал в своей провонявшей махоркой каморке. Когда, как не теперь, нужна была людям его работа. Микшин с Сомовым поселились в маленькой комнатке с перекошен­ ными рамами и закопченной растрескавшейся печкой. В свободное от работы время старик изводил их полоумными разговорами, но они его покорно терпели, так как тот каждый день приносил им по краюхе хлеба. Микшин промышлял на толкучке, иногда продавал дедову «.продук­ цию». Сомов стал где-то пропадать по ночам, а потом объявил, что же­ нится и уходит «жить к бабе». Немцы начали проводить облавы на базарах и толкучке, даже на улице появляться было опасно. И вот однажды в дом деда пришел Сомов с полицейской повязкой на рукаве. Рядом с ним стояло двое таких же полицаев. — Что ты здесь киснешь, лапша? Айда с нами. Начинай служить — паек будешь получать. А не пойдешь охотой — повестку пришлют, в ар-