Сибирские огни, 1975, №11

26 ФРАНЦ ТАУРИН Стол Николая Александровича стал как бы фильтром, через кото- рый доходили до Редакционных комиссий в первую очередь те предло­ жения, которые способствовали успешному проведению реформы Так, по крайней мере, казалось ему самому. Но сравнительно быстро выяснилось, что Николай Александрович переоценил свои возможности. Предложения губернских комитетов -зачастую попадали в Редан- ционные комиссии и помимо Земского отдела. Примерно через месяц после того, как Николай Александрович вернулся в Петербург, ему при­ шлось в этом убедиться. В Земский отдел поступил поистине «плантатор­ ский» проект Воронежского губернского комитета. Николай Александро­ вич задержал бумаги у себя. Через несколько дней Милютин вызвал его и с необычной сухостью осведомился, чем вызвано промедление. Нико­ лай Александрович ответил, что, по его мнению, нельзя представлять воронежский проект в Редакционные комиссии без замечаний Зёмского отдела, которые он и готовит. — Воронежский проект давно на столе у Якова Ивановича.— ска­ зал Милютин,— а мы с вами перехитрили сами себя. Оказалось, что воронежский предводитель князь Гагарин, приехав в Петербург, прошел прямо к председателю Редакционных комиссий Якову Ивановичу Ростовцеву и лично вручил ему экземпляр проекта Та кже действовали и другие. Не один только князь Гагарин был вхож к генералу Рцстовцеву. И, наконец, самое главное — Редакционные комиссии очень мало обращали внимания на поступающие к ним проекты губернских комите­ тов, с замечаниями Земского отдела или без оных. Генерала Ростовцева и его сподвижников заботило лишь одно: чтобы разрабатываемые ими проекты не вошли в противоречие с монаршей волей, им уже известной. По мере того, как с течением времени Николай Александрович убеж­ дался в этом, служба в Земском отделе становилась для него все более бессмысленной и оттого тягостной. Своими горестными размышлениями Николай Александрович по­ делился с братом. — Очень рад, что у тебя начинают открываться глаза,— сказал Александр.—Разве не предостерегал я тебя, когда ты после княжеского поцелуя ног под собой не чуял? — Ты вправе посмеяться надо мной,— хмуро-согласился Николай.— Но я верил тогда, что государь хочет добра народу. — А теперь уже не веришь? — Теперь уже не верю. — Иным для того, чтобы прозреть, мало целой жизни, тебе же по­ надобилось всего каких-то полгода,— сказал Александр и еще раз повторил: — Я очень рад за тебя, брат. Был еще один человек, с которым Николай Александрович мог быть откровенным до конца. В этот же вечер он писал в Калугу Николаю Сергеевичу Кашкину: «Здесь страшная канитель: дело, по моему убеждению, идет плохо; вряд ли выйдет что-либо путное... Главное несчастие заключается в том, что нет ясной, установившейся идеи, которая была бы проведена сквозь все дело: идут, сами не зная куда. Результатом этого служит учреждение несметного множества комиссий по разным предметам, главные начала занятий которых уже предварительно предрешены и высочайше утверж­ дены. Комиссии эти, как ни бьются, ничего путного придумать не в со­ стоянии, потому что корень всего — срочно-обязанное положение — ценз. Каждая комиссия надеется на другую, но в сущности все убеждены, что