Сибирские огни, 1975, №11

У КНИЖНОЙ п о л к и 183 бы выхваченными из шестнадцатого века, нет и башен, которые переселились на новые места, нет грозных Падунских порогов... Огромная, светлая плотина перегородила своенравную и бурную Ангару; зажглись над синь-рекой голубые звезды Братской ГЭС—электрического солнца Сибири... Обо всем этом живо, ярко и образно пишет поэт: Живу в Москве... а в Братске Дела теперь творятся По-русски залихватски, Аж не придумать, братцы! У Падуна-порога Вздымается плотина, Близ Братского острога,— Бишь крепостцы старинной... О чем бы ни писал Скуратов —о време­ нах ли стародавних или днях нынешних,— на первом плане у него всегда сибиряки, люди железной воли, дерзновенных замыс­ лов, несокрушимого здоровья и физической силы, ясные духом и полные беззаветной любви к матери-родине, к новой преобра­ женной Сибири. Сколь наречий разных и племен Средь полей, раздолий и тайги. Всё родня моя — с каких времен? Разузнай, да счесть их помоги! Косоглазый и скуластый люд. Казачье и старожилый род, Бродяжня, кочевники из юрт,— Это все — чалдонный мой народ! Перебродит смешанная кровь. Чтобы дух таежный не размяк. Чтоб в другой украсился покрой Разнородный, статный сибиряк. Всех сроднил сибирский их уклад,— И в тайге исподтишка возник На иной, на современный лад Разговорный русский наш язык! Мастерское владен е языком делает у Скуратова объемными и зримыми сибирские пейзажи; природа и человек в его стихах неотделимы. Яркость и узорчатость словес­ ной ткани, крепкие и звонкие повторы, чут­ кое внимание к народной речи, к песенному фольклорному складу придают многим сти­ хотворениям поэта особую прелесть. Как свежо, по-новому звучит у Михаила Скуратова всем знакомая, знаменитая си­ бирская «Подгорная»! ...Топ-топ, топоток — Только слышен громоток! Про «Подгорную» поют, Каблуками в землю бьют. Каблуками в землю бьют... Веселится русский люд, На подбор сибиряки И друзья с Днепра-реки. И «Подгорную» поют — Черту лиха выдают! И у Братского у моря И потеха, и умора. Пареньки вокруг девах Так и скачут — ох да ах! Ну, а девушки-молодки На чечетку больно ходки. Топ-топ, топоток! Только слышен громоток! А х, жги-говори — Расплясались до зари! Разворчались старики, Молодежи вопреки: — Расплясались до зари — Спать ведь надо, черт дери! Немало написал за полвека работы чудес­ ных стихов Михаил Скуратов. Есть у него стихи и поярче, посильней, есть и такие, где он в чем-то повторяется. Порой, когда я перечитывал, одну за другой, книги Ску­ ратова, думалось: а не много ли истории, не мало ли сегодняшнего? Но много ли когдатошной, сгинувшей в небыль Сибири? Кто теперь о ней помнит? Да в том-то и дело, что должны всё мы помнить — свое былое, свою историю! Есть же в литературе исторические романисты, так почему не может быть поэта-историка? Может и дол­ жен быть. И все же в какие бы исторические дебри ни забирался Михаил Скуратов, — он всег­ да наш современник. И я не могу не согла­ ситься с Василием Трушкиным, который в своем предисловии к «Истокам» справедли­ во заметил: «Скуратов хорошо чувствует эстафету времени и поколений, он застав­ ляет современного читателя ощутить род­ ство свое с далекими предками, увидеть в их буйстве и отваге, в их свободолюбии и ратных подвигах, в труде и стойкости их прообраз новой России, прошедшей путь от первых землепроходцев до первых в мире покорителей космоса...» Давно Михайло Скуратов живет в столи­ це, но такая уж его творческая планида всего милей ему родная сторонка, и мыслен­ ным взором своим поэт всегда устремлен к раздольям сибирским, к людям любимого края. Сибирь — вечные истоки его даро­ вания. АНАТОЛИЙ СРЫВЦЕВ Вильям Озолин. Чайки над городом. Ир­ кутск, Вост.-Сиб. кн. мзд., 1974. Первая книга стихов Вильяма Озолина называлась «Окно на Север», вторая «Песня для матросской гитары». Третью, новую, он называет «Чайки над городом» Последовательно точен здесь автор, словно вехами, отмечая этими названиями свой путь. Молодость Озолина богата дорогами, он хорошо знает Север, Сибирь, отнюдь не по литературе ему знакома нелегкая мор­ ская страда. И хотя поэт сейчас живет в Чите, далеко от морского побережья и доро­ гих ему смолистых причалов, море, тундра, их суровые законы и возвышающая душу красота по-прежнему питают его поэзию. Белокрылые птицы, что видятся Вильяму Озолину над кварталами городских ново­ строек,— напоминание о бескрайней протя­ женности мира, о его богатстве и щедро­ сти, символ мечты о счастье, которое не может быть полным без осознания этой бескрайиости. Называя так книжку, поэт словно призывает читателя сразу же, с са­ мого начала, понять и принять его творче­ ское кредо.