Сибирские огни, 1975, №11

172 ГЕННАДИЙ ПЕТРОВ ла горячей поклонницей творчества Пушкина. Секундант Дантеса и его двоюродный брат, секретарь французского посольства виконт д’Аршиак, тоже был вынужден поки­ нуть .пределы России. Вскоре он погиб во время охоты. А других свидетелей дуэли не было. Данзас, лицейский товарищ Пушкина, весь тот роковой день, 27 января 1837 года, провел рядом с поэтом. О.н вместе с д’Арщиаком составлял условия поединка. Он покупал выбранные Пушкиным пистолеты. Он готовил место, на котором сошлись противники. По его сигналу они подняли оружие. И на его шинель, обливаясь кровью, упал Пушкин... Многое знал этот человек. Но он так и не собрался написать воспоминания, хотя, конечно, не мог не понимать, как дорого русскому народу любое достоверное свиде­ тельство о великом поэте. Данзас был арестован и предан военному суду за участие в дуэли, потом еще два месяца находился под стражей в крепости. После заключения его отправили на Кавказ, где шла затяжная кровопролитная война с горцами. Данзас командовал батальоном Тенгинского пехотного полка. Там судьба свела его с другим гением русской литературы: в батальоне служил поручик Михаил Юрьевич Лермонтов. Служба в Тенгинском полку тогда означала почти верную смерть. Только после одной из экспедиций —против воинственного племени убы.хов —в полку осталось мень­ ше половины солдат и офицеров. На это и рассчитывал Николай Первый, отправив не­ навистного ему Лермонтова в Теягинский полк. Видно, ту же участь уготовил царь а Данзасу, хотя Пушкин перед смертью просил помиловать своего товарища. Однако фронтовое счастье улыбнулось Константину Карловичу. Он уцелел, не­ смотря на то, что постоянно участвовал в боях и отличался необыкновенной отвагой. «Подобной храбрости и хладнокровия, какими обладал Данзас, мне не случалось встречать в людях»,— говорил один из участников событий. В 1856 году Данзас вышел в отставку в чине генерала. Вот тут-то, казалось бы, и приняться за мемуары! Почему же они не появились? «Данзас был достаточно ленив, чтобы самому написать воспоминания, но о,н охот­ но делился со всеми, кто проявлял к этому интерес»,— писал Михаил Иванович Яшин— один из героев нашего рассказа. Может быть, и так. А может быть, дело не только в лени. Ведь многие обвиняли Даизаса в том, что он не помешал дуэли, не уберег .поэта. «Кажется... если б я был на месте К. Данззса, то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство со­ хранить поэта-товарища, достояние России...» —писал из сибирской ссылки ближай­ ший друг Пушкина, Иван Иванович Пущин, участник восстания декабристов. Раздавались и другие обвинения. Советский исследователь жизни и творчества Пушкина писатель Леонид Гроссман суммировал их так: «Непростительная беспечность Данзаса начала сказываться в полной мере с первого же момента мучительного и грозного ранения Пушкина: ни врача, ни кареты для спокойной доставки тяжелоране­ ного, ни хотя бы бинта или тампона для первой помощи (такая забота входила .в круг обязанностей секунданта)». Возможно, друзья Пушкина и рпрямь смогли бы действовать иначе на месте .Дан­ заса. Но поэт потому и не обратился к ним, что не хотел помех. Он считал дуэль с Дантесом единственным для себя выходом из гнетущей обстановки, которую создали вокруг него царь и его приближенные. «Чем кровавее, тем лучше»,—говорил он об усло­ виях дуэли. И Данзас, отважный, но прямолинейный человек, поддался душевному состоянию поэта, не пытался ни отговорить его, ни хотя бы смягчить условия поедин­ ка. А они были такими, что «е оставляли никакой надежды на миролюбивый поход. Кто знает, сколько потом думал об этом Константин Карлович и казнил себя. Ведь он искренне любил поэта, хоть и не был с ним близок. Не потому ли и не взялся за перо секундант, что не хотел открыть перед всеми свои переживания, муки совести? Так, наверное, и унес бы с собой подробности трагедии на Черной речке старый боевой генерал, если бы не настойчивость его сослуживца подполковника Аммосова. Об Аммосове мы знаем очень мало. Известно, что он имел склонность к литера­ турным занятиям — сотрудничал ® популярном сатирическом журнале «Искра». В ре­ дакции этого журнала произошла его встреча с художником Адрианом Волковым. Вскоре после выхода в свет нашумевшей брошюры Волков обратился к Аммосову: