Сибирские огни, 1975, №11

138 Е Ц Е Й Т Л И Н карикатуристам, но без понимания которой нельзя творить писателю. Большой вред ис­ кусству нанесло то, что в течение десяти­ летий мещане выглядели на киноэкранах и на страницах книг отвратительными мане­ кенами, бездушными, статичными фигурами. Невозможно было думать о них как о жи­ вых людях, спарить с ними — можно было разве что пугать читателя этими литера­ турными героями, подобно тому, как ма­ леньких детей пугают бабой-ягой. Повесть А. Якубовского была среди тех произведений, которые разрушали приев­ шийся шаблон. Новаторы идут разными пу­ тями, в том числе вспоминая старые, забы­ тые истины. А. Якубовский не случайно вспомнил о художественной традиции Горь­ кого, которая, как мы увидим, оказалась очень современной. По этой причине любо­ пытно подробно проследить логику художе­ ственного мышления автора. В понести А. Якубовского авторская по­ зиция заявлена недвусмысленно: литерату­ ре интересен любой человек, важна любая судьба — в этом гуманизм искусства. Мы не можем принять философию Натальи, от­ кровенной стяжательницы. Но мы должны ее понять — как же,иначе можно бороться с мещанством? Спокойно, внимательно, без всякого пред­ убеждения всматривается А. Якубовский в течение »вещевой лихорадки». Как искрен­ не радуется Наталья, узнав от квзргиран- тов-интеллигентов, что существует специ­ альное понятие «ансамбль», означающее «правильное сочетание различных домаш­ них вещей». Уж она-то, Наталья, давно чувствовала это — не могла лишь выра­ зить. «Одно только слово, а как все прояс­ няет: стол требует стульев, да не каких по­ пало. Ковер на стене требует ковровых до­ рожек. Чайник требует подстаканников с че­ канными фигурками. Ковры дружно требу­ ют пылесоса на колесиках. И, если вслу­ шаться, вещи зовут другие вещи тоненьки- кими жалобными голосками». Радость Натальи естественна. Это свой­ ственно людям — мучительно искать объяс­ нение своим страстям, соотносить собствен­ ные поступки с жизнью человечества. Но у мещан такое стремление уродливо; за свои­ ми нравственными аномалиями они тщатся увидеть норму: самое гадостное не страш­ но, если — «как все». С душевным облегче­ нием Наталья вмещает в неведомое ей рань­ ше слово «ансамбль» сжигающую ее тягу к накопительству: «вещь тянет вещь». Одно понятие она подменяет другим — спокойно, как обманывает покупателей на рынке. На этот раз обманывает себя. Есть какая-то обреченность в образе На­ тальи. Это обреченность всякой безудер­ жно сильной, но неутоленной страсти. Взрыв этой страсти происходит внезапно. Автор вводит в повесть простую, вроде бы. коллизию: деверь Натальи, Юрий, хочет жениться; сейчас он, не притязая ни на что, спит на кухне — потом, после свадьбы, по­ ловина дома по закону отойдет к нему. Думая о приемах психологического ана­ лиза, которые использует А. Якубовский, снова уместно вспомнить театр: актер всег­ да старается оправдать своего героя (даже если это герой со знакам «минус»), он ищет глубокие, несиюминутные объяснения по­ ступкам персонажа. Так рождается под­ линный драматизм сценического образа. Так рождался у А. Якубовского образ Натальи. Просто ли Наталье переступить древнюю заповедь «Не убий»? Конечно же, нет. Лишь постепенно — инстаНжтивно, подкор­ кой — она осознает этот шаг, как неизбеж­ ный. А. Якубовский показывает не патоло­ гического преступника — человека, которого привела к убийству кривизна жизненной до'роги. У Натальи хотят отнять самое до­ рогое; самое дорогое людям отдавать нель­ зя. Все у нее в этом Доме — горечь и ра­ дость, труды, надежды, отчаяние; промельк­ нувшая, как один день, молодость; ском­ канное женское счастье. Я не случайно написал «Дом» с заслав- - ной буквы — для Натальи он, безусловно, одушевлен. На редкость тонко ощущает ге­ роиня внутреннюю, сокровенную жизнь ве­ щей. Эта зоркость чувств не удивительна: ведь большой человеческий мир Наталья полностью заменила для себя миром пред­ метов и отдала этому миру свои, действи­ тельно недюжинные жизненные силы. Если собрать вместе описания дома, ка­ ким видится он Наталье, получится боль­ шая новелла.. Новелла лирическая — со своим сюжетом, с целой гаммой состояний души человека, органично переходящих од­ но в другое. «Она знала; дом живет скрытной жизнью. Вот он спорит с ветром, дребезжа приот­ ставшим железным листом... Вот замолчал, вот снова заспорил... Вот чешет свои бока о тополевые ветки... Стих». «Дом стоял молчаливый, насупленный, И хотя на дворе гремела цепью здоровен­ ная.собака, дом Наталье казался сиротли­ вым и беззащитным». «Наталья словно ощутила все. весь дом, целиком, смолистый, крепкий. Ощутила собой. Балки — это ее хребет и ребра, доски — мускулы, опоры — ноги, крыша — кожа ее. Не сможет она жить в половине дома, как не может жить разрезанный пополам чело­ век. Перережешь — не сошьешь. Что бы та.м ии говорили законы, о чем бы .ни торо­ чили старые обычаи, а дом — ее. Она его холила и спасала от старости и смерти. Она жила им, она и.м дышала. Она знала .наи­ зусть скрип каждой ступени, голос каждой двери, знает и помнит каждое стекло в ок­ нах. каждую доску, каждый кирпич, каж­ дый лист железа в крыше. По тому, как скрипит, что говорит дом, она угадывала перемены погоды, по тому, каким голосом поет вечерами печь, она предчувствовала все незримые беды, бегу­ щие к ней босыми ногами по снегу». В этой лирической новелле Наталья рас­ крывается полностью. Человек всегда рас­ крывается в своей любви. И в такой, чудо­ вищной любви — тоже. С закономерной последовательностью пришел А. Якубовский к повести «Дом». Кажется, он не мог ее не написать. Его