Сибирские огни, 1975, №11

12 ФРАНЦ ТАУРИН 5 Возвратясь домой со службы, Николай Александрович нашел на своем столе голубой сильно надушенный конверт. Еще не распечатывая, по запаху духов определил, что письмо от матери. В конверте лежала коротенькая записка: «Друг мой, прошу не медля приехать ко мне. Не заставляй долго ждать себя». Судя по тону записки и предельной ее лаконичности, мать была расстроена и недовольна сыном. Николаю Александровичу совсем не улыбалось ехать сейчас к мате­ ри. Ночью он долго не мог уснуть, тревожимый размышлениями об исхо­ де своевольной аудиенции у государя. Приходила на память и судьба Чаадаева, и многое другое. Весь день также прошел в напряженном ожидании, ставшем особенно тягостным после того, как по канцелярии пронесся слух, что Бутков вызван к государю. Бутков вскоре вернулся, и Николай Александрович, будучи уверен, что причиной вызова к госу­ дарю была его записка, до конца присутственного времени сидел как на иголках в ожидании разговора с Бутковым. Но тот его так и не вызвал. Николай Александрович уехал домой в некотором даже недоумении. Состояние духа его было неспокойным. Ехать к матери и вести с нею разговор, в то время как она тоже чем-то взволнована, совсем не хотелось. Пришлось заставить себя. Горничная, встретившая Николая Александровича в прихожей, ска­ зала, принимая у него пальто, что мать наверху, в своей спальне, и веле­ ла сразу по приезде подняться к ней. После смерти отца мать занимала верх двухэтажного дома, а ком­ наты нижнего этажа отвела под жилье четырем своим сыновьям. Когда старшие —Николай и Александр — решили поселиться отдельно, мать осталась этим очень недовольна, но приказала обе их комнаты не зани­ мать и оставить там все как было, чтобы когда строптивцы образумятся, могли в любой час вернуться под родной кров. И когда Николай по­ сещал родительский дом, то обычно проходил сначала в свою комнату, после чего, испросив позволения матери, поднимался уже на ее половину. Сейчас же, минуя свою комнату, поднялся сразу наверх, в спаль­ ню матери. Как всегда, высокие окна были задернуты тяжелыми темными што­ рами, перед образами теплились свечи. Сноп света от висячей лампы, укрытой зеленым абажуром, падал на узорчатый ковер. В углах комна­ ты скопились сумерки. Мать в чепце и кружевной накидке, обложенная подушками, полу­ лежала в кровати. Низенький столик у изголовья заполнен был флакон­ чиками, склянками, порошками и пилюлями. В спальне стоял смешан­ ный запах духов, уксуса и мяты. Лицо матери было скорбно-страдальческое, как у человека, вконец сломленного ударами судьбы. Протягивая сыну благоухающую руку, она сказала с упреком: — Ты совершенно не думаешь о своей несчастной матери, мой друг. Николай поцеловал ее руку и произнес как можно почтительнее: — Чем вызвал я ваше неудовольствие, маменька? — Еще спрашиваешь?.. Как можно быть столь жестоким? Разве ты не понимаешь, я не переживу, если с тобой... если тебя... Анна Николаевна закрыла лицо руками. — Маменька, успокойтесь,— сказал Николай, принес стул и сел у