Сибирские огни, 1975, №10

ГДЕ-ТО В ГОРОДЕ, НА ОКРАИНЕ 57 испуганными круглыми глазами, я не мог любить по-прежнему... «Любовь — это разновидность пьянства, — говорил Нушич.— Только после того, как человек выпьет первые два стакана, у него появляется аппетит и жажда, и он начинает опрокидывать стакан за стаканом». Наверное, я был предрасположен к пьянству — жажда появилась у меня уже после первого стакана. Пьяница, как известно, неразборчив — он похмеляется тем, что под руку подвернется. Так и я, недолго думая, решил влюбиться в Тамарку Дронову. Тамарка, впрочем, была вовсе неплохой девчонкой, по крайней мере, красивой — уж это точно. У нее была круглая мордашка, большие серые глаза, аккуратный носик и две взрослых косы. И, главное, мы с ней ладили. Тамарка охотно и даже как-то почтительно принимала мои ухаживания. Но меня смущали ее родители. У дядьки Дронова была одна нездоровая страсть: он любил играть в карты, в «очко». Обычно, когда я к ним заходил, он лежал после ужина на кровати, задрав босые ноги на спинку ее, и скучал. При виде меня Дронов оживлялся, доставал из сундучка захватанные карты — и начиналась битва. Так как деньги у меня не водились, играли мы с ним на щелчки. Дронову не везло — он всякий раз проигрывал. — Дядя Дронов, может, не надо? — говорил я, видя его огорчение.— Может, отыграетесь потом? — Щелкай, щелкай, — упрямо сбычивался он. — Щелкай — я за всю жизнь в долгах не был... — Придешь завтрева? •— спрашивал Дронснв. И, не сдержавшись, выдавал свою мечту: — Эх, мне б тебя Колька хоть разок подкараулить! Уж я тебя щелкану. Я тебя так щелкану, что в штаны наваляешь!.. Я смотрел на черные суковатые руки Дронова, и меня заранее мутило от страха. Ведь должно же было е!чу когда-нибудь повезти... Толстая белотелая тетя Параша Дронова была охальницей. Когда мы, ребятишки, устраивали на Новый год елку в чьем-нибудь доме, тетя Параша мазала лицо сажей, являлась к нам на утренник и устоаивала «художественную самодеятельность». — Мине мамьшька купила К пасхе новые пажи!.. пела она, тяжело, по-слоновьи, приплясывая и тцяса юбками.— А ребята привязались: Покажи да покажи!... Летом было у нее другое развлечение. Вдруг она, истомившись дома от безделья, с визгом выскакивала на полянку, где мы играли, и кричала: — Девки, девки!.. Доржите меня — я стойку буду делать! И с разбегу опрокидывалась на руки. А «девки» — Тамарка и Нинка — должны были успеть схватить ее за взметнувшиеся ноги. Юбки с тети Паши падали, обнажая ее мясистые прелести. Словом, я решил спасти тихую Тамарку, да и себя тоже, от нехороших ее родителей. Не теперь, конечно, а в будущем. Такое условие я ей и поставил: как только подрастем — сбежим от отца с матерью. Тамарка поплакала и согласилась. А я, столкнувшийся уже с женским коварством, тут же назначил ей пробное испытание: завтра весь день пасти со мной корову. Я пас корову на пустыре, за растворобетонным узлом. Вот туда-то и должна была прибежать ко мне Тамарка, удрав из дому.