Сибирские огни, 1975, №10

41 рые время от времени давали ей подружки. За длинную зиму я прочел их все. Так что пока мои сверстники, прибавив к двум спичкам еще три, ломали голову над тем, сколько же получилось в результате, я скакал по прериям, проигрывал в карты миллионные состояния, влюблялся в герцогинь и соблазнял служанок. То были случайные книги военного времени — растрепанные, пожелтевшие, чаще всего без конца и без начала. Потом уже я установил названия некоторых из них по содержанию, навечно врезавшемуся в память. Оказалось, что читал я рассказы Мопассана, «Атлантиду» Бенуа, «Гулящую» Панаса Мирного и другие не менее полезные произведения. В школу я пришел через год. Из-за скромного роста я не выглядел старше своих одноклассников, но желание немедленно выказать свою образованность распирало меня, я нетерпеливо ерзал на парте и добился, что учитель на меня первого обратил внимание: — Ты! — сказал учитель.— Вот ты, черненький. Побереги штаны... Не думаю, чтобы гардероб твой был слишком богат. Я перестал ерзать, но торжествующе оглянулся. Как же! Ведь мы с учителем говорили на одном языке: я знал, что такое гардероб. Это совсем не раздевалка и не шкаф, в который вешают пиджаки. Прежде всего учитель сделал перекличку. К нашему удивлению, он уже всех знал по имени и фамилии и теперь интересовался родителями. Выкликаемый должен был подняться и для чего-то сообщить, где и кем работает его отец. Тут обнаружилось, что отцы у многих не какие-нибудь там простые люди, а разные начальники. Я и не подозревал до этого, что на свете столько начальников. — Начальник цеха,— говорили выкликаемые.— Директор магазина... Начальник мастерской... Начальник ОРСа ... Главный инженер... У нас, на Аульской, самым главным начальником считался бригадир Балалайкин, да и тот был пьяница. Когда подошла моя очередь называть отца, я, сам не знаю почему, выпалил: — 1енерал! — Хм! — сказал учитель и с интересом уставился на меня через очки. Ви; ать, моя стриженая уголовная башка не внушила ему доверия.— А кем, интересуюсь, твой папа работал до фронта? — спросил он. — Коновозчиком,— ответил я. — Так,— сказал учитель, непонятно чему радуясь.— Запишем: рядовой боец. Не обидно будет?.. Потом учитель велел поднять руки тем, кто знает какие-нибудь буквы. Я понял, что наступает час моего триумфа, торопливо поднял две руки и застучал задом о скамейку. — Ну вот,— тоскливо сказал учитель.— Уже и хулигана бог послал. Он приказал мне опустить руки и не поднимать их впредь до особого разрешения. А к доске вызвал белобрысого ушастого мальчика с челкой, а тот, высунув язык, долго рисовал ему раскоряченную букву М. По странному совпадению мальчиком этим оказался Сережа Фельцман, единственный в классе дебил, который потом за целый год так ничего, и не смог прибавить к этим своим познаниям... Прозвенел звонок — и мы высыпали в коридор. В коридоре большие ребята, четвероклассники, выполняли трудовую повинность — заклеивали на зиму окна. Они бросили работу, окружили нас и стали рассматривать, отпуская разные насмешливые замечания. Один из четвероклассников почему-то заинтересовался мною. — Ты цыган? — спросил он. — Не,— мотнул головой я .