Сибирские огни, 1975, №10

160 он не смог пожертвовать той частью своего сердца, которая привязывала его к старой деревне. И в этом, не считая всех привходя­ щих обстоятельств его жизни, была драма поэта». Со всем этим можно согласиться, если принять устойчивое словосочетание «старая деревня» как дань традиции, вложив в это понятие то, что вкладывал Есенин в слова «мир таинственный, м,ир мой древний», в слово «деревня» без прилагательных. Вечная и мудрая мать-црирода и вершина ее творе­ ния человек — вот самое дорогое для Есе­ нина в этом мире. Деревенская Русь •— это его Лукоморье. Там — корни русской национальной культуры и неповторимого русского характера, там прошлое великого народа. Живая природа, общение с ней — ничем не заменимая составляющая духов­ ной жизни гармонично развитого чело­ века. Этот мир уходит, гибнет под тя­ жестью железнобрюхого «гостя»,—казалось Есенину. Так ему казалось в далеком 20-м году, когда на истерзанной войной и разрухой земле русской появились первые, еще роб­ кие ростки новой, лучшей жизни. Тогда еще можно было снисходительно говорить о на­ ивных заблуждениях поэта, пенять ему, как он сам определил, «за то, что песней хрип­ лой и недужной мешал.., спать стране род­ ной». То новое, что принесла революция, для крестьян было благо, ибо содействовало облегчению их тяжкого труда, улучшению быта, приобщению к культуре. Это по­ нял Есенин, понял и принял душой. Но в чем-то он смотрел дальше многих поэтов- современников. «¿Мы ценим на земле не то, «что есть», а «как будет», — писал он в заметках о по­ этах Пролеткульта. Как будет?—этот вопрос не давал покоя Есенину. Немногие тогда готовы были его понять, людям пока еще было не до гармо­ нии, и он переживал драму один за нас всех, живущих в эпоху научно-технического прогресса. Мы теперь и по статистике больше го­ родская страна, чем деревенская. А те кре­ стьяне, что остаются в сокращающейся де­ ревне, — совершенно новые люди. Есенин не узнал бы в своих земляках близких по­ томков рязанских «брадачей», крестьянскую «оголь», чьи помыслы были так просты и конкретны: «С Советской властью жить нам по нутрю... Теперь бы ситцу... Да гвоздей немного...» Нынешним селянам много дано и еще больше надо. Завтра их останется совсем мало... Ученые говорят, пятнадцать или двад­ цать процентов населения — столько, сколь­ ко нужно, чтобы прокормить страну и снаб­ дить сырьем промышленность. Ни один на­ род в мире не менял вековой уклад в столь короткий исторический срок. И ни у какого .другого народа не мог появиться Есенин. Говорят, в «Инонии» поэт нарисовал кар­ тину будущего любимой Руси. Может быть. Усложненная символика мешает мне увидеть это будущее в сколько-нибудь зримых чер­ тах. Но если иные критики называют это «мужицким раем», так не грешно и нам ис­ толковать ее по-своему. В «Инонии» Есенин дал общий, весьма приблизительный рису­ нок совершенно нового, доселе незнаемого и гармоничного мира во главе с революци­ онной Россией. Примечательно, что Есенин не связывал даже далекого будущего Земли с ролью Америки, хотя о гигантских дости­ жениях ее машинной цивилизации и мате­ риальной культуры, конечно, знал. И тебе говорю. Америка, Отколотая половина земли, — Страшись по морям безверия Железные пускать корабли! Не отягивай чугунной радугой Нив и гранитом — рек. Только водью свободной Ладоги Просверлит бытие человек! Говорю тебе — не пой молебствия Проволочным твоим лучам. Не осветят они пришествия. Бегущего овцой по горам! Конечно, здесь легко уловить отдаленные отголоски теорий об «особом пути» кресть­ янской России в социализм, но интересно, что же поэт обещал Америке, увлекая ее вслед за своей родиной в град Инонию, «где живет божество живых»: Новые вырастут сосны На ладонях твоих полей. И, как белки, желтые весны Будут прыгать по сучьям дней. Синие забрызжут реки, Просверлив все преграды глыб. И заря, опуская веки, Будет звездных ловить в них рыб. Прекрасная голубая и зеленая земля и на ней свободный человек —- об этом меч­ тал поэт. Но путь в будущее лежит через индустриализацию, творцом которой и во времена Есенина был город. Тот город он не .смог полюбить. А нищую деревню отверг. Без любви же нет поэзии. Не ругайтесь. Такое дело! Не торговец, я на слова... Перед поколениями ныне живущих во весь рост встала уже вполне злободневная проб­ лема — как сохранить для себя и для по­ томков всю красоту земли, сберечь и умно­ жить духовное достояние народа, взлелеян­ ное на теплой почве и старой деревни, ко­ торая одарила нас Есениным, и новой, со­ ветской, откуда вышло столько хороших больших поэтов. Не губить пришли мы в мире. А любить и верить! Только бы не натоптать непоправимо в пути «пятой громоздкой»— в этом один из уроков Сергея Есенина. Потому так иной раз щемит сердце, и все бежит, бежит по степям и лесам уже далеко отставший тонконогий дуралей — жеребенок из «Сорокоуста».