Сибирские огни, 1975, №10

на сто процентов механизировать угледобычу, то женщин высвободят. Вот и кадры. Стали одновременно вводить автоматическо-механизированные системы в шахтах и строить камвольный. А высвободившихся женщин — 1400 человек — послали учиться на родственные предприятия в Москву, Иваново, Калинин, Свердловск. Пока обуча­ лись, комбинат достроили. Теперь не только мы не вывозим шерсть, а и к нам везут сырье Бурятия, Алтай, Омская область... Выгода — в миллионах рублей. А чтобы и пря­ жу не везти из Сибири, построили рядом трикотажную и перчаточную фабрики... Еще будут миллионы прибыли. Но где взять кадры для этих фабрик? А все те же высвобож­ дающиеся... Высвободившиеся в результате новой техники. Не только на шахтах, но и на рудниках Абазинском, Тейском. Красноярский край — это сорок процентов общесоюзных запасов самого дешевого угля, это сто процентов исландского шпата и девяносто процентов общесоюзных запа­ сов графита; и в то же время на один квадратный километр — пока всего две пары рабочих рук. Две пары. Без притока рабочих из других областей, как бы мы ни крои­ ли, нам не обойтись, нет. В будущем, когда завершится размещение сверхмощных элект­ ростанций, эту проблему, возможно, могут снять сами электростанции. Дело в том, что киловатт мощности при теперешней механизации делает работу двадцати человек. Помножьте планируемые энергетические мощности — их многие десятки миллионов киловатт — на двадцать! Какая это будет сверхармия сибирской рабочей силы, не знающая ни пота, ни усталости! Справа вплотную^к реке прижимается широкая, сильно набитая дорога, готовая вот-вот сорваться с берега, изредка от нее отходят дороги-ответвления, круто шара­ хаются вбок, чтобы затеряться в полях. Наплывают острова со старыми, какими-то муд­ рыми, спокойно-величественными, необыкновенно косматыми березами. Я прошел до аэродрома, сел в самолет, перелетел в Арбаты, посмотрел это одно из первых на юге Восточной Сибири крупных казачьих поселений, потом мне попался по­ путный грузовик, едущий на северо-восток, я влез в его кузов, трясся на досках не­ сколько часов. Облегченно вздыхал, когда шофер останавливался в стенных поселках, затерявшихся в зеленой бесконечности, как бутылка в море, облить водой разогревшийся радиатор, от которого пар валил, точно от каменки в бане. Пока шофер обливал шипящую машину, я успевал у колодца окатить свою заду­ бевшую, поджаренную спину, посидеть на. колодине, развернуть карту и посмотреть. Слева от меня были деревни Усть-Кандырла, Матвеев, Уты, Кайбалы, Соломенный Стан, Краснополье... Справа кружочками обозначались Новополтавка, Большая Ничка, Алек- сеевка, Малые Кныши, Большие Кныши, Большой Хадык, Большой Телек, Отрок, Добромысловка... Подпрыгивая вместе с кузовом, я успеваю подумать над тем, кто такой Матвей и почему поселок поименован Матвеевым, и что тут люди делают. А Усть-Канырла? Ма­ товая полоска за таловой зеленой грядкой, должно быть, и есть самая Кандырла, и где-то дальше упирается она в другую такую же матовую полоску. А Краснополье? Откуда это мягкое, будто бы совсем не свойственное местным жи­ телям. певучее, поэтическое слово? А Соломенный Стан? Кому и когда пришло в го­ лову такое? А Большая Ничка? Что за обворожительное звучание! И что это за Кныши такие? Малые есть и большие — всё они, Кныши. А Добромысловка? С каким это добрым таким смыслом ставилась деревенька добрым человеком, и все ли теперь там следуют тому началу— добромыслию? А Большой Хадык? Ну, это, наверно, явно оттуда, из доисторического, только, на­ верно, сперва был Малый Хадык, потом звался просто Хадык, а тогда уж и в большой перерос. А Отрок? Что-то крайне грустноё в этом имени и безысходное, вроде дорожного тупика. Что? Сколько же, сколько надо еще ездить и ходить, чтобы знать все это? Край ты мой! Как ты велик! И в заграничные ли вояжи нам яужно торопиться, если мы вот еще пс своему двору-то шаг туда, шаг сюда, а дальше ничегошеньки-то?..