Сибирские огни, 1975, №10

ПИАНИСТ ИЗ РИГИ 115 Приказ таком был на базаре брать... Привели в полицию, а старший мне и говорит: «Вот такое дело, Емельян. Поведешь троих в гестапо, сдашь там их Виктору Сомову. Значит, требуют прислать как залож- ниц». Привел я баб, а мне велели вести их. во двор; там халупа стоит, и в ней Сомов, значит, сидит. Захожу: играют в карты четыре человека. Доложил, зачем пришел. Ну, Сомов велел одному игроку отвести баб, куда следует, и ко мне: «Давай перекинемся в картишки, пока партнер вернется». Я согласился. Не успел оглянуться, как враз все деньги, что при мне были, проиграл. Ставить больше нечего, я и поднялся. «А что это у тебя в платке завернуто?» — спрашивает Сомов. А я, товарищ начальник, грех на душу взял: отобрал но дороге у бабы сапоги, продавать она их на толчок носила. Известное дело, ничего ей больше не продавать, потому как в заложницы угодила... Отвечаю Сомову: «Сапоги!» — «Ставь, говорит, их на кон». — «Нет, сапоги ни в жисть не поставлю. Сделай милость, отпусти. Вот и игрок вернулся»,— взмолился я. «Нет, поставишь сапожки!» — кричит Сомов. И так спокойно взял у меня с колен сверток, развернул и поставил сапоги под свою табуретку. Емельян опять закашлялся. Вытер рукавом слезы и продолжал: Раздали карты, начали... И тут я заметил, что Сомов карту передернул. Я не стерпел и обругал его. Сомов схватил сапоги и забросил их под потолок на полку,— стало быть, просто отобрал. Обидно мне стало... Хром натуральный... Вскочил я и заорал: «Мерзавец! Мародер!» Э х , он как взовьется: «Королевскую полицию мародерами обзываешь!» Да за кобуру. Я — в дверь. Но не успел. Всадил он мне из нагана в плечо... По правился я только недели через две и кинулся его искать, чтобы прикончить, да все никак не мог изловить его одного. А вскорости их команда ушла из Краснодара: наша доблестная Красная Армия наступала. Так что теперь я понимаю, что Сомов был этим самым зондером. Так я понимаю? Стало быть, если бы я его пришиб тогда или теперь, то за него мне ничего и не было бы. Он, гад, сухожилию мне перебил. Так я бы от имени нашего народа покарал бы его, как мститель народный. — Что же молчали до сих пор, что Сомов жив? — Так откуда мне знать, что его ищут? Отсидел ведь он... А враг он мне был личный, потому что мародер и бандит... — А вы не мародер? Емельян осклабился: — Так когда я забирал сапоги у той бабы, она мне лицо поцарапала... Оставь я у ней сапоги, Сомов все равно бы их отнял. А ну как баба спробовала бы его, как меня — он прибил бы ее на месте. И выходит, что для ее же блага я у ней забрал эти самые прохаря. Борисов был ошеломлен «сверхнаивностью» Емельяна. Он понимал, что это, своего рода, защитная реакция в разговоре с представителями органов правосудия. — Идиотская логика,— сказал он. — Вот что я вам скажу, Дробов- ников,— гнусный вы старик! Дурачком прикидываетесь. — И поднялся. — Так что, выходит, меня того... посадят теперь, стало быть? — опешил Емельян. — К сожалению, нет! — махнул рукой Борисов и хлопнул дверью. Окончание следует 8 *