Сибирские огни, 1975, №9

94 спели. Человек, которого помянуть нечем, бестолку прожил свой век. Пусть меня хоть доброй песней ребята помянут. Старик притих, отдышался, снова заговорил: — Вот заявлюсь я на тот свет, встану перед осподом-богом и зачнет он с меня допросы сымать. «Ну, скажет, раб Дорофей, кайся: грешен ли ты?» — «Грешен, скажу, осподи, грешен».—«А в чем ты, раб Дорофей, грешен?» — «А во всем, скажу, осподи, грешен. Как есть во всем!» —- «Вино пил?» — «Пил. осподи, пил. Как, бывало, схлестнемся с Бараба­ новым—сутками не просыпаемся!» — «Ладно... С бабами путался?» — «Путался, осподи, путался. И с вдовами, и с солдатками, и с мужними женами грех имел, любодеяньям предавался. Не отрекаюсь...» — «Лад­ но... В карты играл?» — «Играл, осподи, играл. По неделе, бывало, в мо­ лодости из игры не вылазил. И ночевал там»,— «Ладно... А как ты перед моим ликом преклонялся?» — «Плохо, осподи, плохо! Не любитель я был преклоняться. В церкву, бывало, иду, как на переселенную гору... В год раз ходил, не больше. Да и в год-то раз только заутреню выстаивал. А от обедни, бывало, сматываюсь, домой упорю. Ленивый я был стоять обедни».— «Ладно... А в чем ты, раб Дорофей, ишо грешен?» — «А ишо я песни любил распевать. И с горя, бывало, пою, и с радостей пою. Пья­ ный ли, трезвый ли — все равно пою. Душа моя —песня...» — «Ладно... А в чем ты, раб Дорофей, не грешен?» —«А не грешен я в том, осподи, что отродясь не мухлевал, честным трудом своим нажитый кусочек хле­ бушка в рот себе клал. И этим же кусочком с мелкими сиротами, с нищи­ ми всякими, с .беглыми каторжными людьми делился. Вот в чем я не гре­ шен. Век свой землю пахал, трудами праведными добывал себе про­ питание. Горько ли, сладко ли приходилось — все терпел...» И тогда осподь почмокает губами для важности и скажет мне строгим голосом: «Вот что, раб Дорофей... За то, что ты моей кровью не брезговал, упот­ реблял ее, за то, -что об расплождении людей по моему образу старался, за то, что песни пел и белый свет веселил, за то, что не мухлевал на зем­ ле, малых сирот не обижал, с нищими, с разными беглыми людьми, с бес­ призорными куском хлеба делился — снимаю с тебя всякие прегрешения и направляю тебя прямо в рай. Отворить ему златые врата!» — Ну, кого собирает... Кого собирает! —смущенно посмотрела на Байкалова старушка.—Человек на смертном одре лежит, в гроб смот­ рит,—боронит языком —слушать нечего! — Что мне твои златые врата? —продолжал, не слушая старушку, задумчиво старик,— Пустое это... Если бы ты мне годочков с двадцать скостил, эту смерть от меня отодвинул —вот тогда бы ты молодец был! Я бы ишо этим светом полюбовался, старушонок бы ишо кое-каких по­ гонял... Больше всего мне охота посмотреть, до чего человек додумается дальше. Уж шибко хитрым он стал! На машинах землю пашет, на ма­ шинах боронит, хлеб сеет и машинами жнет! Даже по небу на машине летает. Чего ишо надо хитрее? Или хотя бы вот взять... Натянули какие- то проволочки, в избу провели — и сиди, музыку слушай, про новости разные узнавай. Какой-то шнурок приколотили к потолку, пузырек к нему привязали — и свет такой полыхает, что аж глазам больно! А чем ни дальше, тем человек ишо хитрее пойдет, до других мудростей доду­ мается. Вот он где, рай-то! У нас на земле. А там что? Там что? Там —могила. Упрут, утартают тебя на могилки, в землю зароют — и поминай как звали! Все землей же и станет. Земля-матушка все возь­ мет... Зря только болтают про этот рай на том свете. Никакого там рая нет. Одни только выдумки. Старик умолк, забылся в полудреме. А Байкалов сидел, смотрел на него и втайне удивлялся. На постели лежит старый, тяжело больной человек. И, может быть, человек этот действительно доживает свои по­ следние часы-минуты. Однако нет ни жалоб, ни стонов, не слез. И ста-