Сибирские огни, 1975, №9
88 время наступило, приходится перестраиваться. Вот он и ломает свой ха рактер, перестраивает себя. Только вряд ли ему это удастся. Бросить привычки волевого руководителя ему тоже нелегко. Он приобретал их всю жизнь. Мне, слышь, кажется, что его песня спета. На другую работу ему надо подаваться. Когда райкомовский «газик» остановился в лесу, у закрайка ровного торфяного болота, вокруг сразу же появилось такое множество комаров, что в первые минуты Байкалову показалось, что здесь не только чем-либо заниматься, но даже дышать невозможно. Шумная, писклявая, мельте шащая перед глазами серая туча комаров лезла в рот, в нос, в глаза, в уши, впивалась своими тонкими хоботками в щеки, в шею, пробиралась за ворот рубашки. Байкалов, отбиваясь от комаров, смотрел на Брошина. Ему казалось, что Брошин сядет в машину и повернет домой, чтобы скрыться от этой ненасытной комариной тучи. Но Брошин деловито выбирал из машины свои вещи и, казалось, совсем не замечал комаров, хотя они его густо облепили. Покончив с вы грузкой, Брошин надел на себя рюкзак и первым пошел к болоту. Шофер Саша и Байкалов, прихватив доставшиеся на их долю пожитки, последо вали за ним. А через два часа, расставив сети, они сидели на берегу сравнительно большого камышистого озера, окруженного со всех сторон ровным и чистым торфяным болотом с редкими деревцами, и молча смотрели на тихое озеро, на полыхающий над озером июньский закат, который только что начался. Есть какая-то необъяснимая, загадочная прелесть тихих и диких озер в летние месяцы; это она заставляет человека проделать путь по зыбкому торфяному болоту в два, в три километра, а то и больше; она же заставляет сразу забыть об усталости. Когда Байкалов, слегка со гнувшись под тяжестью груза, вышагивал за Брошиным по узкой и вяз кой, засасывающей ноги тропинке, ему казалось, что он не преодолеет этого пути, что никогда конца не будет этой тропинке, проложенной по мшистому, поросшему редкой осокой, болоту. И само болото казалось бескрайним. Куда бы ни посмотрел Байкалов —вправо, влево, вдаль — везде виделась эта огромная болотная равнина. — Какое пространство пустует, не освоено... А, Никодим .Яковле вич?—сказал Байкалов не столько для того, чтобы посожалеть о неос военном пространстве, сколько для того, чтобы остановиться и отдохнуть. Брошин остановился. Достал из кармана носовой платок, медленно обвел хмурым взглядом окрестность, тяжело вздохнул. — Я все инстанции прошел, настаивал прислать бригаду для изыска тельских работ. — Ну и что? — Бесполезно. Дорого, говорят. Овчинка выделки не стоит. Все на юг тянут. Там, дескать, дешевле гектар земли обходится. А ваш, отвеча ют мне, болотный блин раз в двадцать, если не больше, дороже южного будет стоить. Вы сами от них откажетесь, на юг за блинами поедете. — Что ж... Это, может быть, и так,—Байкалов понял, что своим без обидным вопросом, рассчитанным на недлительный разговор, задел Бро шина за больное место. — Ну, ты, тоже мне, скажешь,—проворчал Брошин сердито.—Как будто мы только на одних блинах и живем! Здесь, на этой болотной рав нине, тысячи голов скота можно держать! Осуши ее только. И пусть юг блинами нас кормит, а мы бы мясо давали. Брошин взглянул на спускавшееся к горизонту солнце, сказал уже другим, потеплевшим голосом: — Ну, пойдем. Сейчас хватит об этом...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2