Сибирские огни, 1975, №9
ж и з н и прозрачная. А там, куда свет лучья не проникает, кромешная темнота. Так и кажется, что там бездонная пропасть. Такая же темнота по сторо нам. Но лодка движется, на месте не стоит, и темнота отступает. В эти необычные часы дядя казался ему каким-то колдуном, волшебником. Нравилось мальчику и другое занятие —ходить с дядей в кедрач, шишковать. Иногда приходилось взбираться на кедры. «Выше карабкай ся, на самую макушку! —кричал ему с земли дядя.—Кто выше стоит, тот дальше видит. А кто дальше видит, тот больше знает!» Однажды зимой дядя ездил на базар продавать мочало. Вернулся хмурый, встревоженный. Не распрягая коня, зашел в дом, сел на лавку одетый. Посидел, поморщился, тоскливым голосом проговорил: «Вы не знаете, какая беда у нас стряслась в государстве... Ленин умер... Влади мир Ильич... Вождь всему миру скончался! Осиротели мы... Некому те перь нашим государством править, человека такого нет. Не-ету!» —И, стукнув кулаком по столу, дядя затрясся и расплакался. Плача, сквозь слезы кричал: «И все это враги орудуют! От их ядовитых пуль наш Ильич умер. Да их надо терзать! Жечь каленым железом. Выковыривать с мест, где они попрятались! Ковырять их надо и лупить, пока не поси неют... Пока вонь из нутра не выветрится!» Дядя плакал и кричал, ру гался, а мальчик испуганно думал: неужели теперь жизни не бу дет? Неужели не найдется человек, который может заменить Ленина? Эта мысль его привела в ужас, и ему очень хотелось, чтобы человек такой был. Воспоминания о детстве, о матери, о дяде, которого он очень любил, отвлекли Брошина от забот. Ему захотелось думать о другом, хотя дядя все еще стоял перед глазами в своих неизменных, вечно стоптанных чир ках с медными колечками на оборках. Брошин потянулся и громко зевнул. — Что вы сказали? —повернулся к нему шофер Саша.— Остановиться? — Да нет... А, впрочем, остановись. Нужно передышку сделать, по размяться немного. Саша, остановив машину, заглушил мотор и погасил фары. Когда Брошин вышел из машины, его охватила такая тишина, такая сумрачная, безмолвная неподвижность, что он невольно замер, стараясь освоиться с тем, что его окружало. Это был тот особенный, переменчивый час, когда еще ничто не пробуждается, но во всем ощущается приближение этого пробуждения. Белесое небо не высоко и не низко висело над головой, и на нем тускло мигали звезды. Брошин видел, что до рассвета еще дале ко, хотя восточная часть неба казалась светлее. Но главное, что он уви дел и понял, всматриваясь в сумрак ночи и вслушиваясь,—это то, что на ступает весна. Он узнал это по запаху. Ночь была насыщена запахом терпкой, пресноватой влаги —тем самым запахом, который бывает толь ко при таянье снега. Эта ночная безмятежная тишина удивила и даже несколько озадачи ла Брошина. Ему казалось, что после областного собрания все должно было находиться в таком же волнении и беспокойстве, в каком находил ся он. Увидев, как шофер Саша обнял баранку руля и положил на руки голову, намереваясь вздремнуть, Брошин поморщился: «У него никаких забот, и он может спокойно спать. А я должен думать обо всем, и потому я двое суток не сплю...» Садясь в машину, с легкой усмешкой проговорил: — Нам, Саша, нужно должностями с тобой поменяться. Смотри, как хорошо ты всхрапывал в машине. А я вот уже двое суток не сплю. Саша, возраст которого давно позволял величать его по отчеству, сладко зевнул и лениво ответил: — Нужно-то нужно, только не получится.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2