Сибирские огни, 1975, №9
ж и з н и 69 и, обнявшись, стали петь веселую, ими же придуманную песню. Озорни кам долго аплодировали и заставили повторить. Црограмму должна была завершить небольшая сценка из пьесы Тре нева «Любовь Яровая». Любовь Яровую играла Любка Штопорова, по ручика Ярового —учитель Паньшин. Открыли занавес. На затемненной сцене —Любка Штопорова. К ней подходит Паньшин. — Люба, я-пришел к тебе в последний раз. Завтра меня уже не уви дишь,— проговорил Паньшин необычным для него, фальшивым голосом. И то, что сцена оказалась затемненной, и то, что Паньшин начал гово рить не своим обычным, а совсем другим, фальшивым и притворным го лосом, насторожило Епифановну. Воспринимая все всерьез, она видела на сцене свою дочь и учителя Паньшина, который, не стыдясь людей, явно начал приставать к Любке и хочет ее обмануть. — Столько же и слез об тебе,—вполголоса проговорила Епифанов- на, чтобы поддержать Любку, и сердито хихикнула. — Но сегодня я еще хочу говорить с тобой,—продолжал Паньшин, обращаясь к Любке. — О чем нам говорить? Уходи! —отвернулась от Паньшина Любка. — Я хочу спросить тебя...—не отступал Паньшин. — Я не стану отвечать тебе. Уходи,—повысила голос Любка. Паньшин не волновался и потому, как ему казалось, он играл, то есть произносил слова фальшивым голосом и делал несвойственные ему жесты. Любка волновалась и потому не могла играть. Она выглядела так же, как в повседневной жизни. Поэтому вся фальшь Паньшина стала для Епифановны еще более очевидной, и она твердо решила заступить ся за дочь. — Вот привязался, разнечистый дух! Плюнь ему в бесстыжие шары, да и уйди. Вокруг засмеялись. — Я без этого не уйду,—прижал руку к сердцу Паньшин.— Будь проклято все, что стало между нами! Ничего нет у меня сейчас, кроме тебя, пойми. — Вот не пес ли, будь он трою проклят! Вот разнечистый дух! При вязался к девке и не отходит,—выходя из себя, закричала Епифановна. — Нет, не понимаю,—ответила Любка, посмотрев на мать. — Люба, когда-то все свои боли я нес к тебе одной,— не отнимая руки от сердца, уверял Любку Паньшин, пристально смотря ей в лицо. — Я забыла это,—ответила Любка, отворачиваясь. — Да плюнь ты ему в шары, разнечистому духу! — крикнула Епи фановна.— Ищо очки надел... Думает, не узнают! В зале поднялся хохот. Иван Иваныч укоризненно покачал головой: — Ты, старуха, как малый ребенок... — Сиди! — рявкнула Епифановна. Сквозь утихающий смех в зал со .сцены донесся голос Паньшина, который пытался обнять Любку. — Только ты можешь помочь. Только эти глаза пусть смотрят мне в душу. — Знаю. А от меня куда пойдешь? — Я хочу быть с тобой навеки,—ответил Паньшин, обнимая Любку. Терпенье Епифановны кончилось. Увидев, что Паньшин начал обни мать ее дочь и что Любка почти не сопротивляется, Епифановна вскочи ла с места и хриплым, негодующим голосом закричала: — Любка! Ты уйдешь от него, разнечистая сила? Ты долго будешь вольничать с чужим мужиком у всех на глазах, отца-мать позорить? Ну, заскочу же я к тебе, будь ты трою проклята! Все космы выдеру. Взялся девку сомущать... А жена куда смотрит?! — повернулась Епифановна в зал.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2