Сибирские огни, 1975, №9
СТРАНИЦЫ ж и з н и 61 Довольный своим решением Бушков поехал в другую бригаду. Про водив его взглядом, Мелешко закурил и пошел своей качающейся по ходкой выполнять распоряжение. Когда утром следующего дня Байкалов пришел на ток местной бригады, колхозники получали зерно. Поздоровавшись, он стал в сто ронке. Колхозники неторопливо, с достоинством, подходили к вороху пшеницы, наполняли зерном мешки, встряхивали их, завязывали, несли на весы. Взвешенные мешки клали на одноконную бричку. Загруженная бричка, поскрипывая и покачиваясь на ходу, нетороп ливо двигалась по улице, а на мешках в этой бричке сидел и, лениво покуривая, смотрел на все торжествующим взглядом владелец зарабо танного на трудодни зерна. И чем больше было на бричке мешков, тем важнее и горделивее был вид у их владельцев. Байкалов заметил, что те колхозники, которым немного приходилось зерна, вели себя на току стеснительно и даже смущенно. Получив то, что им причиталось, они старались поскорее уйти с тока или затеряться в общей толчее. У вороха пшеницы топчется вездесущий Фирстыч. За ним с порож ними мешками в руках семенит его супруга. В противоположность Фир- стычу, щупленькому, хрящеватому, она, одетая в стародавнее, заплата -— на заплате, пальто и подпоясанная узеньким поясом, при своем невысо ком росте, напоминает пшеничный, туго связанный, сноп. Вот Фирстыч зачерпнул ладонью немного зерна, взял его в рот, пожевал. Так он про делал несколько раз, с разных сторон подходя к вороху, подбрасывая на ладонях зерно. «Выбирает»,—подумал Байкалов и подошел к Фирстычу. —- Ну, как пшеничка, отец? — Ничего пшеничка! —Фирстыч поднял железный совок с зер ном.—Грех похаять. Да... — Значит, зря ты хотел орясиной гнать меня с поля? Ведь эта пше ничка-то тоже раздельным способом убрана. — Оно как знать,—замялся старик.—Под ведро, знать, угадала... Оно ить как погода скажет. Ну-у... А зерно грех похаять, да-а! — И на трудодень, говорят, немало пришлось. Так ли это? — Хорошо, хорошо нынче выдали. Да-а... Спасибо! — Небось, и ржи немножко получил? —не унимался Байкалов. — Получил, получил. Правда, немножко солоделая ржица, но по лучил. Хорошо, хорошо... Ну, а я тот раз погорячился. Орясиной-то... Ну-у... Держа мешок наготове и прислушиваясь к разговору, супруга Фир- стыча, сосредоточенно приоткрыв рот, старалась вникнуть в суть этого разговора. Чутьем она уже поняла, что муж ее в чем-то провинился. Окончательно убедившись в этом, она очень громко спросила: — Ты это, холера, опять где-то с языком вылез? — Что я вылез? Ну, сказано, погорячился. Всяко бывает... Байкалов уже собрался уходить, но тут случилось еще одно проис шествие—такой уж шутливый и смешливый день этот был —выдача хлеба. Толкаясь между людьми и наполненными зерном мешками, по току бродила, любопытствуя, кто сколько получает, пожилая, близору кая и глуховатая Пелагея, прозванная за свое одинокое житье Кукуней. Проходя мимо Фирстыча, Кукуня запнулась за мешок и, споткнувшись, выбила у старика из рук наполненный зерном совок. Фирстыч позеленел. — Ну, ты, тетеря! Людей не видишь? Ну-у... А то ить вот он у меня в руках,— проворно поднял он совок.—Живо припотчую! Да-а... Кукуня остановилась, насмешливо посмотрела на Фирстыча боль шими коричневыми глазами: — Что, чирей разбередила? А я повалю тебя?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2