Сибирские огни, 1975, №9

40 МИХАИЛ РАССКАЗОВ только дорога немного подвянет... Можешь ехать... Я останусь здесь. И Байкалов пошел к выходу. — Кушать будете? — спросила его старушка, привстав с лавки. — Спасибо, мамаша. Не хочу...— ответил на ходу Байкалов. Старушка сожалеюще посмотрела ему вслед. Засунув руки в карманы плаща, уходил Байкалов^ от дома. Ему встречались какие-то люди. Кто-то здоровался с ним. Байкалов маши­ нально, почти бессознательно отвечал на приветствия и не видел никого. Весь мир казался ему затянутым сплошной серой мглой. Никогда, пожа­ луй, Байкалов не был в таком подавленном и вместе с тем озлобленном расположении духа. Это чувство зародилось в нем, когда он понял, что все его планы уборки пошли прахом, что часть урожая погибла и что колхозники в большинстве своем им, его работой недовольны. А ведь он приехал сюда, чтобы помочь этим людям. Старался сделать хорошо, а получилось плохо. Но как ни был раздражен Байкалов неудачами, он понимал: обижаться и негодовать на Фирстыча так же глупо, как глупо обижаться и негодовать на барометр, который висит на стене в его слу­ жебном кабинете. Барометр можно ругать, можно даже щелкать по нему, но погода от этого не изменится. Старику Фирстычу можно объяс­ нять сколько угодно все преимущества раздельной уборки, но нельзя доказать это. Людмиле же нужны были слова. По мнению Байкалова, он все слова употребил. Он был так увлечен работой, так захвачен вечной занятостью, что верил: жена с полуслова почувствует его правоту. И то, что Людмила \ не поняла, и не захотела понять целесообразности и необходимости его действий и поступков, потрясло Байкалова. Уж кто, кто, а жена-то долж­ на бы его понимать! И, поддавшись обиде и озлоблению, Байкалов ре­ шил отправить Людмилу и Славку с первой же идущей в город машиной. «А, пусть едет. К чертовой матери... Один буду жить. А там видно будет... Возможно, одумается когда-нибудь. Комары ее напугали... И время-то выбрала... Самое тяжелое для меня. Это не просто отъезд, это предательство...» Он представил себе, как к его квартире в один из ближайших дней подойдет машина и увезет жену и сына — самых дорогих, самых близ­ ких ему людей, а он останется один здесь, и неизвестно, когда с ними встретится. Его сердце сразу сжала тоска, по телу пробежал знобящий холод. Как бы ни было, а все-таки любил он свою Людмилу. И если бы кто спросил его, когда он ее полюбил, он бы ответил: всю жизнь знал ее и любил. Он встретился с ней первый раз девять лет назад. Хорошим, доб­ рым другом была она ему. И вот теперь с этим другом предстояло рас­ статься. Расстаться, по-видимому, надолго, а может быть, и навсегда. Она сама это понимает и не скрывает, что расстаться они могут навсегда. Подумав обо всем этом, Байкалов почувствовал себя настолько несчастным, жалким и обездоленным, что ему захотелось одиночества, возможности побыть с самим собой. Подходя к канторе, под окнами ко­ торой стояли две пароконные брички с бочками, он повернул направо, прошел мимо клуба и направился на территорию ремонтной, мастерской. Там он решил побродить один. Но одиноко бродить ему не пришлось. Первым нарушил его одиночество Кузьма Прокопьев, которого он сме­ нил на посту директора МТС. Кузьма Михайлович стоял у неисправного хедера прицепного ком­ байна и думал, видимо, как хедер наладить. Рядом лежало снятое с хе­ дера мотовило. Увидев Байкалова, Прокопьев медленно выпрямился. Внимательно осмотрел его въедливыми глазами: — Что, Федор Иваныч, с рожью, по всему видать, уже.управилнсь? Теперича за яровые возьметесь?