Сибирские огни, 1975, №9
СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ 33 раз ноехал осматривать поля. Выехав за деревню, он увидел на не большой полоске неубранной ржи старика Фирстыча. Фирстыч ходил но жнивью, часто останавливался, приседал и рылся в слежавшихся валках. Изредка он подносил пучок колосьев к носу, нюхал их и бросал. Байкалов вьплел из машины. Даже по одному запаху прелой сырости, которым тянуло от валков, можно было определить, что делалось с рожью. Поэтому Байкалов не стал наклоняться, чтобы взять колосья в руку и осмотреть их. И так было все видно и понятно. И он понуро смотрел вокруг себя и горестно думал: «Эх, как было бы хорошо, если бы эта рожь стояла на корню, шумела бы, колыхалась... Ведь это же рожь! Она не осыплется до самого снега, ничего ей бы не сделалось... Вот она где, наука. Вперед умнее надо быть». Его невеселые мысли прервал голос старика. Неслышно подойдя к Байкалову в старых, но еще крепких чирках, Фирстыч пнул сырой, тяжелый валок, сердито за тряс бородой, подняв мерцающие глаза на Байкалова: — Слышь-ка, а ежели твоя баба сумеет испечь такой хлеб, ты бу дешь исть его? Э? —И, не слушая ответа Байкалова, закипел еще силь нее:—Не будешь? Так! А тогда к чему ты его, варнак, испакостил? Ну-ка? Ты к чему нашу рожь извел? Да! Вы, по-твоему, начальство — умные! А мы, колхозники —набитые дураки! Вот! А мы видим, что вы тут вытворяете... Как вы изгаляетесь над хлебом. А восударству что те перь сдавать будете? Да! Подумали об этом? Ить восударство же эту рожь не примет. Оно с вас добрый хлебушко потребует. Вот! Стало быть, вы добрый восударству посдадите, а плохой оставите нам, кол хозникам! А мы кто, по-вашему? Свиньи? Так? Ты получишь получку, да скорее в карман ее... А мы? Рослый и какой-то широкий в своем незастегнутом плаще, Байкалов издали походил на осажденного, но еще не освирепевшего медведя. Он, сутуловато нахохлясь, хмуро смотрел перед собой. Низкорослый и щуплый Фирстыч напоминал неуемную в своей ярости вогульскую собачонку. — Напрасно, дед, вы на меня шумите,—оказал Байкалов, когда Фирстыч на какое-то время притих,—Рожь ненастная погода испорти ла, ее ругайте. Небесная канцелярия подвела... — Канцелярия подвела! —с еще большим пылом подхватил ста рик.—А кто завел эту новую моду косить? Ну-ка! Умнее людей пона добилось стать! Да! А вот взять мне орясину да с полосы тебя потурить? Как? Вдоль хребта вас всех, чтобы землю зря не пакостили... Что? Не изгалялись чтоб над ней... На это нам ее дали, землю? Ну? Байкалов понимал, что Фирстыча словами не переубедить. Он по брел к машине и, пока не завел мотор, пока не тронулся с места, от четливо слышал голос рассерженного старика. Глядя на ползшую навстречу машине раскисшую дорогу, Байка лов подумал, что, уезжая из города в деревню, очень приблизительно представлял себе свою будущую работу, а сельский труд считал совсем несложным. Впереди, в синеватом сумраке не то дождя, не то тумана показа лись Мослы. Байкалов решил заглянуть на ток. «Посмотрю, что там де лается. Да попью хоть... Пить что-то чертовски хочется». Крытый свежей соломой колхозный ток находился на задворках, рядом с широким оврагом. Подъезжая к нему, Байкалов решил, что на току никого нет. Но, выйдя из машины, он услышал женские голоса. Человек десять работало ца току. Среди женщин по-петушиному гордо расхаживал заведующий током Василий Чесноков. Байкалов хорошо знал Чеснокова, знал, что Чесноков мастер поговорить, побалагурить, приврать и даже прихвастнуть. Чесноков в начале двадцатых годов слу жил в кавалерии, считал себя заправским кавалеристом-буденновцем 3. Сибирские огни № 9.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2