Сибирские огни, 1975, №9
168 ВЛАДИМИР КАНТОРОВИЧ той же ситуации, к сож алению , среагировал бы так же. А потом мучился бы, даже одер жав «победу». Так не следует ли в подобных случаях предпочесть молчание активной за щите, не подсказывает ли именно интелли гентность такое поведение? Я вовсе не ставил перед собой задачу да вать «Кляузе», так же как и откликам на нее, свою оценку. В данной связи меня за интересовало р а зн о о б р а зи е откликов, реак ций, мотивов, которые продиктовали письма в редакцию и писателю. Шукшин поднял огромного значения те му: о грубости, бескультурье, произволе на обы денном у р о в н е взаим оот нош ений, когда каждый человек поочередно оказывается то в положении временного «начальства», от которого что-то зависит, то, еще чаще, су щества, зависимого от решения такого, при ставленного для его же обслуживания, «ко мандира» на час. В какое-то мгновенье невмоготу стало человеку (писателю) тер петь ту бездушную, беспричинную злобу, ко торую подчас («и с того ни с сего) обруши вают на тебя соседи по трамваю, продав цы в магазине, люди в очереди, вахтеры в больнице, в общем, такие же обыкновенные люди, от решения которых ты зависишь в мелких повседневных своих поступках или нуждах Социологи говорят об уровне меж личностных отношений и обсуждают более или менее спокойно все аспекты проблемы. Писателю такое спокойное размышление чуждо, не только в конфликте с вахтершей в вестибюле больницы, но и в выступлении на страницах газеты с многомиллионным тиражом; он потерял всякое ' спокойствие, беспристрастность... И целая группа читате лей, друг о друге ничего не знавших, были его рассказом взбудоражены, удивлены, не которые возмущены. Авторы таких писем — они непрофессионалы-писатели —написали свои отклики под непосредственным впечат лением от рассказа. А между тем, это видно, авторы писем и сами страдают от явлений бескультурья и хамства, против которого восстал писатель. Но они как-то по-своему повернули тему, почти каждый искал в отвратительном поведении вахтера все-таки какую-то неосознанную жалобу против «не равенства», в котором оказываются самые некультурные, «непрестижные» слои населе ния. Думается, что та же самая женщина—• редактор многотиражки, признающая талант Шукшина, не могла не отдавать себе отчета, что своим приметным положением в общест ве этот писатель и популярнейший кине матографист обязан только своему выдаю щемуся таланту. Да и все другие корреспон денты этой группы, возможно, бессознатель но, отреагировали на «неравенство сил» в борьбе, вынесенной на страницы газеты с многомиллионным тиражом, к тому же, ор гана интеллигенции, да и читаемого, преиму щественно, интеллигентами. На самом же деле, называя Шукшина «сильным мира сего», «элитой», «звездой», вольно или не вольно они прикоснулись к проблеме, кото рую, действительно, мы, читатели и гражда не, не имеем права упускать из вида. Это, примерно, то, о чем на страницах теоретиче ского органа Итальянской компартии «Рина- шита» высказался писатель Итало Кальви- ни: «Культурная отсталость разных слоев населения есть продление классового не равенства в форме резкого различия куль турных уровней». Мы знаем, какие органи зованные меры принимаются в нашей стра не для преодоления таких контрастов, на чиная с подтягивания уровней зарплаты и пенсий низкооплачиваемым категориям тру дящихся, кончая законом об обязательном среднем образовании и широким распрост ранением подготовительных курсов для по ступления в вузы. Но проблема существует, п именно интеллигенты, которыми — по головно— оказались авторы второй группы писем, среагировали на нее, хотя далеко не безуречным образом. Не скажу, что начисто отметаю все возра жения этих читателей против рассказа. Впечатления у художника, как говорится, «не отлежались». А ведь «Кляуза», как я до казывал, именно литературное произведение, рассказ. Я жалею, что он не написан в свой ственной В. Шукшину манере (не от первого лица, а «объективно»). Вот когда галерея шукшинских характеров, которые обычно вызывают во мне, как читателе, восхищение, —о них я писал в «Сибирских огнях» и в своей книге —пополнилась бы, да притом не одной, а еще д в у м я фигурами. Рядом с всевластным хамом-вахтером, деспотом стал бы второй, равноценный в литератур ном смысле слова, герой, пострадавший от грубости, человек, который настолько по давлен был хамством, что выкинул такой фортель, как побег из больницы. Но персо наж этот оторвался бы от прототапа и за играл бы всеми шукшинскими красками. Конечно, он не претендовал бы на роль «по ложительного» героя, ибо в рассказах этого писателя героев, как прямолинейно обозна ченных, вообще че бывает1. А всего этою пакета с редакционной поч той я коснулся ради того, чтобы показать, какие резервы социально-психологической информации таят письма читателей. К сожалению, мало сделано для того, что бы письма, адресованные писателям, сохра нялись, стали доступными исследователям, изучались бы, обобщались. Об этом я пи сал когда-то в «Журналисте», потом в «Ли тературной газете». Но воз и ныне там. ' Задолго до того, как была напечатана документальная «Кляуза», аналогичные темы (веевластья обслуги, хамства) и сходные ситуации встречались в рассказах Василия Ш у к ш и н а («Беседы при ясной луне». «Ванька Теляшкин»).
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2