Сибирские огни, 1975, №9

ЧИТАТЕЛЬСКИЕ ПИСЬМА 167 /что поведение и талант не всегда соответст­ вуют друг другу, пишет возмущенно (нет, просто злобно!): «Вы двадцать раз подчерк­ нули, что не запомнили лица вахтерши. Это так. Чихали Вы на ее лицо —вот в ч.ем де­ ло! Стыдно, по-моему, писателю бахвалить­ ся этим пренебрежением» (письмо редактора многотиражки). Но есть еще детали рассказа, которые, хо­ тя, в общем-то, прямо сопряжены с описы­ ваемой житейской ситуацией, но явно по­ дымаются над фактами. Я имею в виду на­ именование рассказа «Кляуза», с которым автор однажды в тексте спорит, но все же оставил как заголовок: и корреспондирую­ щие с тональностью этого наименования слова пострадавшего (Шукшина): «Жить неохота, когда мы (курсив мой.—В. К.) та­ кие». Большинство авторов писем не обра­ тили внимания на эти психологические и литературные нюансы. Кое-кто просто взял рассказчика под защиту: «Почему кляу­ за?—это долг каждого предавать гласно­ сти безобразные факты». Однако тот же ре­ дактор многотиражки заявила: ей стыдно за Шукшина —«своей кляузой он показал свою мелочную натуру». Сам рассказчик задумывался: чем же объяснить неуемную злобу, последователь­ ное хамство вахтера, нарушавшего все пра- нила поведения? Мельком он дает понять, что женщина смилостивилась бы, получив привычные чаевые... Но, конечно, этого объяснения для проявленной лютой злобы недостаточно; писатель высказывает пред­ положение: «Может, у нее драма какая бы­ ла в жизни... и она обиделась на веки-веч- ные?» Вот на эту тему о «генезисе хамства», проявленного необразованными, невидными работниками из обслуги, стали размышлять авторы обеих групп писем. Одни говорили о бескультурье, другие —о распущенности обслуги, использующей нехватку рабочих рук. Третьи сводили все к тому, что вахте­ ры и «нянечки» развращены подарками и чаевыми. Но вот как ответила на этот воп­ рос читательница из Ленинграда: «Никакой у вахтера драмы не было. Просто власть ей дана, а она без садизма эту свою власть не представляет» (от авторов писем нельзя требовать тщательного отбора слов; навер­ но, более подошло бы иное словечко, не уводящее в сторону патологии.— В. К.). Вот как о том же высказался другой читатель «Кляузы». Ему пришел на память рассказ двадцатых годов, и хотя Шукшину он так и не написал; я причисляю его воспомина­ ние к эпистолярным документам. В том рассказе, упиравшем на социально-психоло­ гические мотивы поведения «маленьких лю­ дей», фигурировала самая последняя затур­ канная, робкая служащая транспортной конторы. Казалось, она боялась косого взгляда бухгалтера, каждого сотрудника, не только их окриков. Но на два часа рабоче­ го времени эта девушка прев/ращалась в деспота. В коридоре к ее окошку выстраи­ валась очередь клиентов. И тут она брала реванш за все! Эти два часа у окошка си­ дела непреклонная, придирчивая, грубая начальница. Окошко открывалось хоть на две минуты, но позже обычного срока. и закрывалось на минуту раньше, как бы ни бурлила очередь. К документам девушка придиралась... А захлопнув створки окошка, снова превращалась в боязливое, беззащит­ ное существо. Те авторы писем, отвечающие на «Кляу­ зу», о которых я говорил, не только задают­ ся вопросом, чем объяснить злобность вах­ тера, но словно бы ищут корни такого по­ ведения и сгоряча едва ли не оправдывают его (замечу: в почте есть коллективное письмо нескольких санитаров и медсестер — отнюдь не «организованное»!—которые считают, что вахтер из шукшинского расска­ за позорит их трудную профессию). «Вы что же, не представились этой тет­ ке?—спрашивают из Ленинграда,—или, мо­ жет, она борец за демократию, может, она против элиты, и со ' всеми обращается оди­ наково? Может, она героиня? А вы сразу — «Кляузу»? Эти же тетки газет и журналов не читают, как же им исправиться?» (Это письмо завершается пожеланием Шукшину: «Найдите времечко, окунитесь в массы, что­ бы узнать, как это зло распространено!») И снова редактор многотиражки: «Наверно, она [вахтер] преступила рамки законного поведения в стремлении хоть чем досадить вам, сильному мира сего. Вы над своими переживаниями трясетесь, а отчего человек (раньше была принята формулировка: «ма­ ленький человек») против вас восстал — игнорируете: из-за неравенства...» В письме трех москвичек сказано даже так: «Вся ваша заметка... некрасивая брава­ да, истеричное самооправдание раскаприз­ ничавшейся «звезды»... Как же вам... не стыдно сообщать о том, что вы тряслись, истерично кричали, став на одну доску с малограмотной женщиной». Конструктор из г. Карачева пишет в том же духе: «И с кем же вы, мужчинЭн связались? С женщиной! Как вам не стыдно!.. Получает она меньше Вас». «Неравенство сил в этой схватке» отме­ тили в разных письмах. Особенно не понра­ вилась многим та справка двух свидетелей стычки и жертв произвола, вологодских пи­ сателей, которой заканчивается «Кляуза»— ее восприняли как неуважение автора к се­ бе, писателю,—не нужны нам, его читате­ лям, справки. А одна корреспондентка из Харькова, начавшая письмо словами: «Без­ мерно уважаемый Василий Шукшин!» —пи­ шет дальше: «Рассказ Ваш, дорогой наш писатель, не понравился... Что Вы, извините, рассюсюкались на полстраницы вокруг эле­ ментарного хамства... Не представляю себе, что Вы об этом не знали. [Но], учитывая Вашу популярность, круг знакомых и род деятельности, возможно, Вам не приходи­ лось натыкаться на это самое мелкое и крупное хамства...» Заключу перечень читательских откликов еще одним письмом, на этот раз доцента из Москвы, пожилого человека, который по­ чувствовал, что рассказ Шукшина не одно­ значен и несет печать недовольства собой: может быть, и нервной реакцией на грубость некультурной женщины, и самим опублико­ ванным рассказом. Ученый говорит, что в