Сибирские огни, 1975, №9

ЧИТАТЕЛЬСКИЕ ПИСЬМА 161 Книгу прочли 10—30—100 тысяч человек. Писем же читателей, вызванных этой книгой (вместе с читательскими откликами, заре­ гистрированными библиотеками и издатель­ ствами),—всего 10—30—100, и лишь в ис­ ключительных случаях —300 или 1000 е д и н я ц. Какому принципу следовала эта стихийная выборка? Какие категории чита­ телей. в каких пропорциях представлены в писательской почте? На эти вопросы с хо­ ду не ответишь1. Естественно, письма читателей делятся на разные категории. Я начну с той, кото­ рая дальше других от, моих интересов как исследователя. Разумеется, письма, получаемые писате­ лями, неравноценны по своему значению. Тем более, не следует идеализировать всех корреспондентов подряд. Немало писем приходит от тщеславных людей, надеющих­ ся получить ответ «известного писателя», от охотников за автографами, от виршепле­ тов и графоманов, получивших повод пос­ лать на отзыв свои произведения, не имею­ щие отношения к литературе и в то же вре­ мя лишенные качеств жизненного докумен­ та (всегда бесценного!). Особую категорию корреснондентов составляет та часть пен­ сионеров, которые тяжело переносят нынеш­ нюю свою бездеятельность. Упоминание о пенсионерах в статье «Я к Вам пишу», опубликованной «Литературной газетой», вызвало гневную отповедь одной достойной пожилой женщины, которая в юные годы с энтузиазмом строила будущее страны, сегодня продолжает трудиться на общественных началах, пользуясь уважени­ ем окружающих (широко распространен­ ная и в то же время вовсе не ¡прямолиней­ но-простая жизненная ситуация, обрисован­ ная, например, в «¡Фиалке» В. Катаева). Как же так, —■пишет она, —автор статьи в «Литературной газете» поставил пенсио­ неров в ряд с графоманами и коллекционе­ рами автографов, посмел лишить старых людей права на оценку новых книг! Естест­ венно, ничего подобного я не предлагал. Извинившись перед Ефросиньей Емельянов­ ной в ответном письме, я объяснил, что в статье упоминались лишь те пенсионеры, которыми руководит мотив: в их время все было иначе, лучше! Таких людей преклон­ ного возраста «тянет» на поучения моло­ дым, они обычно обнаруживают неприятие нового, тем более осуждают современные моды и т. д. и т. п. И их, конечно, нельзя лишить права на оценку явлений жизни и произведений литературы —тут всякая уни­ фикация и невозможна, и недопустима. И все же я сослался в своем письме на один поучительный пример. Знаменитый прези­ дент английской академии физик Томсон 1 Не следует наивно представлять себе социологический анализ как только такой, который опирается на цифры, таблицы. Одно из признанных классическим исследований в мировой науке пятитомная работа Томаса и Знанецкого «Лицо польского кре- стьянина-эмигранта» опирается на письма, документы и не содержит никаких таблиц. 11. Сибирские огни № 9. («Джи-Джи»), известный, между прочим, тем, что при нем 25 молодых ученых полу­ чили звание академиков, после достиже­ ния 60-ти лет перестал высказывать свое мнение по поводу предлагаемых новых тео­ рий (а в то время в физике «подвизались» Планк, Нильс Бор, ' Эйнштейн, способные перевернуть мир устоявшихся научных представлений!). Оказывается, в зрелые го­ ды Томсон дал себе слово: состарившись, он не станет класть свой авторитет на весы науки, ибо слишком многое в сознании дав­ но сложившегося человека противится вос­ приятию нового... Все же и письма ¡перечисленных выше ка­ тегорий читателей, которые я предлагаю «не идеализировать», представляют интерес для социологов. Ведь недаром образцы многих, почти карикатурных, читательских откликов собрал Михаил Зощенко в ■своей книге «Письма писателю». Об этой книге до сих лор существуют разные мнения (новым поколениям читате­ лей она просто незнакома). Зощенко, оче­ видно, нашел «своего» читателя. Но не в том смысле, в каком это слово понимали А. Толстой и В. Аксенов. Скорее, он нашел тех людей, которых с горечью выводил в своих сатирических произведениях, тех, ко­ торые воспринимали самого Зощенко как веселого писателя — и только! (Об этом из­ вестны высказывания ¡писателя). Он уви­ дел и в авторах писем тягостных мещан, начисто лишенных чувства юмора или по­ нимания той жизненной трагедия, в кото­ рой сами играют неказистую роль. В книге писем к М. Зощенко они разговаривают языком, какой присущ языку персонажей са­ тирика, о нем сам Зощенко писал: «Я раз­ говариваю на том языке, на котором сейчас говорит и думает улица». У меня, совре­ менника Зощенко, мнение иное: язык его героев подвергся сугубой стилизации, на ко­ торую талантливый автор имел, конечно, право. «Письма писателю» М. Зощенко столь своеобразны, что мне представляется необ­ ходимым собрать кое-какие, разбросанные по тексту, авторские высказывания, чтобы, пренебрегая кавычками и отточиями, выст­ роить их в ряд и представить жанр всей книги. М. Зощенко говорит: — Я не ради смеха собрал эту книгу. И не хочу утверждать, что в моей книге мож­ но увидеть настоящее лицо читателя. Это не совсем так. Эти письма, главным образом, написаны особой категорией читателя (кур­ сив мой,— В. К .). Это, по большей части, читатель, желающий «влиться в великую русскую литературу». Это сознательные граждане, которые задумались о жизни, о своей судьбе, о деньгах и о литературе (это —слова сатирика: в частности, он ука­ зывает на тех авторов писем, которые по­ сылают ему стихи и анекдоты, требуя, что­ бы писатель поделился гонораром,— В. К.). Здесь, так сказать, дыхание нашей Жизни. Собраны самые различные письма и стра­ сти... Здесь можно видеть настоящую тра­ гедию, незаурядный ум, наивное доброду­ шие, жалкий лепет, глупости, энтузиазм, мещанство, жульничество и ужасающую