Сибирские огни, 1975, №9

127 * * * На строительстве Красноярской ГЭС в 1960 году, когда наша бригада долбила ло­ мами лунки в карьере и когда ставила временный бетонный завод на левом берегу, наши заботы были о лунках. О лунках в карьере и об этом заводе. Конечно, не только об этом. Но в основном — об этом. На девяносто процентов вокруг этого — о лунках в в карьере под взрыв, о заводе, О том, чтобы кладовщик выдавал нам острые, а не тупые, ломы. И чтобы у того же кладовщика были гвозди соответствен­ ные — приколачивать доски, перекладины. Если ломы будут острые, рассуждали мы, бригада больше надолбит лунок в карье­ ре. И если мы в срок поставим бетон, то бригада с четвертого места по управлению переместится на второе, а то и на первое. Зависит от того, как мы нажмем и как оце­ нит наши труды постройкой. А потом — кубы. Кубы бетона. Никто у нас не произносил длинно: кубометры. Уложено десять тысяч кубов бетона. Двадцать. Тридцать. Растекающийся и вязкий, угнетающе-серый, он жадно требовал наших мускулов — вибрируй, вибрируй. Подпры­ гивай и втыкай вибратор. Хорошо, когда ты ничего не слышишь, кроме жужжания сво­ его вибратора да вибратора соседа. Когда в тебе так же начинает все дрожать, как в вибраторе... Что? Плохо это? Но лучше, чем если бы ты сам по себе и инструмент твой сам по себе,— потому что тогда бы ты не выдержал и неделю, а нужно годы выдержать. Что — выдержать? Просто работать надо. Вот так, в таком темпе. А как же иначе! К тому же, в другом блоке другая смена уложила бетона на тысячу кубов больше. И бригадир наш Женька опять, обалделый от загнанности, азартно орет, приплясывая с вибратором: «Докажем, ребята, что мы тоже можем подметки рвать и на ходу при­ колачивать!» Наступил 1967-й. И опять то же самое: быстрее, быстрее. Сдавай быстрее первый гидроагрегат, быстрее второй... Из штаба, разместившегося на бугре с котлованом, прибегали наши мастера, про­ рабы — их туда, в штаб, работавший круглые сутки, зазывали то днем, то среди ночи, чтобы «накачать», — прибегали и подозрительно этак приценивались: а нельзя ли нам какой еще резерв выявить? Такая эта штука — резерв, все знают, даже в самом плот­ ном месте покопайся — и он будет, резерв. Все знают это и потому настаивают: ищи, ищи. Но тут я заметил, что не могу сосредоточиться только на работе. Сосредоточиться на подшипнике, на угольнике, на моторе, спиралке, на турбиновом колесе. Это меня испугало. Разбросанность в голове к добру не приводит. Я сжался, пуще напялил каску, по самую шею. Не помогло. Мысли все текли куда-то, как из худого горшка. Куда же? А так, никуда вроде. Обнаружилось, что и у других монтажников тоже мысли не держатся в пределах турбинной шахты. Куда же все-таки они, мысли-то? А вон за тем проводком следом... За проводом, по которому от нас пойдет энергия... На простор. Туда, во имя чего и для чего наша каждодневная работа в тесной загазованной шахте. Сила Енисея, переправ­ ленная в города, будет превращаться в хорошие, нужные вещи, их, этих вещей, будет все больше, и оттого будет всем-всем лучше... Это отвлечение дум, возможно, как-то и тормозило нашу работу, но мы уже не могли иначе. О чем же должен думать сегодня монтажник 1975 года? О том ли, что вот будет все больше вещей? Но об этом мы думали, еще когда пробивали дорогу от Тайшета к Братску. Верно, тогда размах наших, потребностей, а значит, и дум в этом разрезе был куда скромнее. Знакомый товаровед в Красноярске повел меня на обувной склад, где от пола до потолка пространство как попало забито сапогами, ботинками, туфлями, пимами... Едва закрывалась дверь. _ По Восточной Сибири неходовой обуви скопилось столько, что хватило бы ее, если бы всем раздать, по три пары каждому. На многие-многие миллионы рублей, — сказал товаровед. — Какие надежды на реализацию? — спросил я.