Сибирские огни, 1975, №9

116 АНАТОЛИЙ ЗЯБРЕВ стоит стройно и гордо, на ветках старое гнездо щеглов. Третий тополь... Он от самого корня растет в три огромных ствола, на стволах шершавые наплывы, будто кто их об­ лепил лепешками серой грязи, а по наплывам брызнули крошечные светло-зеленые проз­ рачные листики. Листья свернуты в корытца. Одно дерево упало на два соседних и об­ разовало вроде шалаша. Вокруг буйная крапива. Если из одного тополя выросли три, а так могло быть, то это те самые деревья. Но что в них интересного? Тополя как тополя, только вот больно старые и кряжистые, в этом их все отличие от тех, которые по одному, по два шумят в палисадниках. И нет никаких плит. Но ведь бельтырская-то добрая старуха, наверно, была здесь не месяц назад и не год, а полвека. Удивительно только, как это уцелела одноглазая избушка-столярка. Однако Баутина я отыскал. И отыскал не зря. Большеглазый, сухой, юркий, с длинной палкой, которую он все волочил позади, так как забывал опереться на нее, и палка ему больше служила для отыскивания в траве шампиньонов, — этот Баутин стал водить меня по-за-селом и рассказывать историю, удивительную и грустную. — Вот это все мочажины по тем холмам шли. Он все начал, народ подбил, от него и пошли все мочажины. То есть поливные земли стали... А до того... Село-то с 1838 го­ да. У Ефима Владимирова ладно описано, дотошно. Пришли поначалу ходоки-крестья- не Богданов, Аникин, Борисов и облюбовали это место под село. А пришли они из За­ ледеева, что под Красноярском, где жили сосланные с Северного Кавказа за отпадение от православия. Поставили избы и назвали поселение «Обетованное». Губернатор-то енисейский от смотрителя узнал о названии таком, яростью взялся и приказал переиме­ новать на Иудино. Так по бумагам Иудино и пошло. А потом на вечное поселение при­ везли солдата Тимофея Бондарева, урожденного станицы Михайловской, имения поме­ щика Чернозубова, ч-ф на реке Донце. Получилось-то как у него? Совсем глупо полу­ чилось. Его пращур, и дед, и отец—все крепостными у того Чернозубова были, гра­ моты не знали, потому хлопот от них было меньше. А Тимофей-то Михайлович маль­ чишкой у дьячка грамоте обучился. Нет-нет да ковырнет грамотным словом помещика. Ну, помещик затаил против него злость. Выждал время да и объявил колдуном. Схва­ тили его, в солдаты свезли, а из солдат уж сюда... Как ни удивительно, а было как раз так. В автобиографии Бондарев так и писал: «Иду я с барских полей по дороге и несу в руке бутылку с водой, и мне рассудилось, что эта вода не нужна будет, и я, не останавливаясь, вылил эту воду из бутылки на хо­ ду. К это случилось против помещичьих ворот, в отдаленности на 200 саженей. Помещик У ничел из окна, что я воду лил против его ворот, признал меня колдуном и чародеем и в том же году отдал меня в солдаты, на 38-м году жизни моей, по николаевским за­ конам на 25 годов...» Во время службы в 26-м полку Кубанского войска на Кавказе Тимофей Михайло­ вич, ясно, высказывал недовольство, что его отняли от семьи на такой большой срок; дома у него, когда он уходил, оставалась жена беременная при трех маленьких ребя­ тишках. Кто-то тайно занес в казарму пачечку рукописных страниц книги Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», рукопись попала Бондареву. Прочитал он гла­ вы «Зайцево», «Вышний Волочёк», «Пешки». Как раз про него там всё! Про таких, как он! Ну, теперь-то вовсе не мог сдержать своих мыслей солдат, стал требовать, чтобы службу солдатскую царь убавил до трех лет, много до пяти. В 1867 году военносудная комиссия приговорила Бондарева Тимофея Михайловича после восьми лет службы в полку и двух лет, в Усть-Лабинской тюрьме на вечное посе­ ление в Сибирь под гласный надзор. В Койбальской степи, вокруг деревни Иудино, в те годы горячая засуха истребляла всходы посевов. Когда-то ходоки Богданов, Аникин, Борисов, выбирая место для дерен- ни, не учли этого. Деревня шла к тому, чтобы разориться. Беда усугублялась,-тем; что поселенцы не могли заняться отхожим промыслом, так как из черты своего поселения выезжать им было запрещено — поднадзорные. В ста пятидесяти километрах от деревни, в Минусинске, делался музей. Услышал Бондарев, что там, при музее, ходят декабристы, и что они в округе уже давно узнали о местных степях всё. Тайком от сельского старосты туда съездил, разговаривал с ос-