Сибирские огни, 1975, №9

КОРОТКАЯ ЛЕТНЯЯ НОЧЬ 111 Час летел за часом, уже ночь глубокая была, а мы все говорили и го­ ворили, и начинало казаться, что мы будто были в долгой разлуке, исто­ сковались друг по другу, иссохли, и вот не можем наговориться, наубеж- даться, что мы наконец вместе... «Но это же Борькина жена! —пытался я напомнить самому себе.— Это же —табу, это —нельзя!»—почти кричал я мысленно. Но разве не хотелось мне в то же самое время протянуть руку и погладить ее волосы? Разве не сладко, уже мне было слушать ее голос, смотреть на ее шею, на ее гу^ы, ноги?.. Разговоры, разговоры... Взгляды, взгляды... Чашечка кофе, чашечка кофе... Мысли, мысли. Пятна от мыслей, пятна... Неясные, размытые пятна... «Ну а что здесь такого?..—уже спрашивало меня мое одиночество.— Что тут такого?.. Ведь это так просто и естественно —взять ее руки в свои, обнять, коснуться губами ее губ... Ведь это так естественно! Закон растений... К чертям придуманные условности! Нагородили, понимаешь, условностей...» Тут мой взгляд упал на их кровать, я представил, как Борька любит здесь свою жену, представил и чуть не задохнулся от ревности, скрип­ нул зубами. «Что с тобой?» —спросили ее глаза. И я не отвел своих. С минуту смотрели мы друг на друга и внезапно оба покраснели. — Черт знает, что такое...—сказала она одними губами.— Нельзя же так... — Нельзя...—согласился я. И мы еще ближе подвинулись друг к другу от сознания, что думаем, чувствуем одно и то же. И стало так: еще один шаг, еще мгновение, и рухнут все преграды, все устои, все условности рухнут. Всё во мне умоляло: сделай шаг, всего один шаг, ведь мы, твои губы, руки, сердце,—мы так истосковались по ней, по единственной, мы так ее ждали... Сделай шаг... — Черт знает, что такое,—повторила она бледными губами. — Невероятно...—отозвался я тоже почти беззвучно. Я лихорадочно искал в голове какие-то воспоминания, какие-то до­ казательства нашей с Борькой дружбы. Я заставлял себя —вспомни хо­ тя бы «Чертово ущелье», вспомни, как мы были на пределе сил, на краю отчаяния. Другие наши товарищи уже выдохлись, пообморозились, кон­ чалась еда, мы третий день блуждали, пытаясь найти перевал,—и не на­ ходили его. И тогда мы с Борькой пошли в ночь, во вьюгу, в чертову ка­ русель ветра, снега и тьмы. Мы пошли в каменную щель, где, казалось, сам сатана справлял свою пляску. Надо было найти перевал, иначе всем нам будет крышка... Я заставлял себя все этб вспомнить... «Да зачем тебе вспоминать, зачем? —кричали во мне моя боль, мое одиночество,—Почему из-за каких-то там воспоминаний я должен уйти? Ведь я люблю, люблю ее, и она меня, кажется, тоже... И вот уйти, отдать ее Борьке, шалопаю из шалопаев. Ведь он так и проживет рядом с ней жизнь, не подозревая о том, что за человек она, какие глубины в ней, ему от природы не дано это—постигать человека...» «Сделай же шаг, решись...» Я поднялся со стула, на котором прожил целую жизнь. Прошел к вешалке, косо натянул на себя плащ. И не она. Не я. Мы! Сделали по полшага... Поцеловались. Как же иначе? — все-такн день рождения... Дружеский, так сказать, поцелуй...