Сибирские огни, 1975, №8

Пестрый бежал за ней тяжелым скоком —он не привык еще к долгому быстрому бегу. Но уже сделал выбор. И в ходе его жизни город остался позадй, а в лесу пошла его новая и замечательно интересная жизнь. И Снежная Весна сменилась на его глазах" проталинами Пестрой Весны. За ней пришла Голая Весна —с набухшими почками, с очнувши­ мися комарами, с прилетевшими горихвостками. Вышли на солнцепек муравьи, рыжие и черные, расцветали желтые мать-и-мачехи, летали бабочки —лимонные и крапивницы. Летали мухи, садились на кончик носа и нахально лезли в уши. После Голой Весны закричала кукушка о том, что идет Зеленая Весна, а за нею Лето. Собаки видели все это, обоняли. Видели —женились барсуки, по-весеннему играли зайцы. Видели —птицы завивали гнезда. Охотиться на лесных зверей и птиц, по-весеннему шалых, стало легко. Видели —приходили в лес охот­ ники-браконьеры и ловчили к токующему глухарю, но егеря знали о нем, считали его приманкой, карауля этих охотников Пестрый учился охоте. Мышей он ловил быстро. С днчыо покрупнее приходилось трудно. Но Пестрый быстро соображал. Это он, а не Стрел­ ка, проследил перелеты тетеревов на ночевку, он обнаружил барсучьи норы и предложил ей поохотиться на молодого барсука. Это он выгнал из норы, кусая и щипля за ляжки, крупного лисовина. И нора стала сво­ бодной, и они поселились в ней. Пестрый же ввел охоту на зайца из засады: он вспугивал зайца и ло­ жился в кустах. Затаивался. Стрелка, долгоногий, легкий на ногах зверь, гнала зайца, лая свежим голоском. Эхо отзывалось ей, и какой-нибудь охотник, блуждая по лесу просто так, прислушивался к звукам гона и ухмылялся. Он думал, что вот, за­ бежала в лес собака-дура и развлекается (а шла серьезная охота). На первом или втором кругу гона вмешивался Пестрый. Заяц, только что думавший о собаке примерно так: «Тявкай, тявкай, все равно не дого­ нишь», вдруг обнаруживал его в нескольких шагах. И ужасом сжима­ лось его сердце, и начинался смертный пробег. Пестрый даже научился ловить сорок: ложился в весенние травы около брошенной им кости. Лежал мертво. Но вот белку ему не удава­ лось схватить, и Пестрый приходил в неистовство, когда белка ругала его с ветки: прыгал, лаял, метался. Стрелка в это время грелась на солн­ це и смотрела на него с широкой ухмылкой. Она не могла смеяться, вздергивая верхнюю губу. Зато умела смеяться ушами —они, вечно на­ стороженные, вдруг распускались, Стрелка валилась на спину, а Пест­ рый, опомнясь, бежал к ней танцующей пробежкой, мотая головой и хвостом. И они начинали игру —бегали друг за другом, шутливо грызлись. Потом ложились рядом и лежали, широко и блаженно раскрыв пасти. Дымок вырывался из них —весна была солнечная, но холодная, с ча­ стым северо-восточным ветром. Временами Пестрого охватывала тоска по городу. Он уходил на опушку и сидел там, глядя на город, вдыхал его по-разному пахнущие дымы. Многие видели его там, сидящего, и говорили о появлении лесных собак. Егерь, прослышав, пришел смотреть. Но Пестрый всегда был сча­ стливчиком—пока егерь сидел в засаде с винтовкой-малокалибровкой, Пестрый как раз со Стрелкой перебрался в город. Там жил—с неде­ лю —г>коло столовой, усердно питаясь. Отъедался. Ночевали они на складе магазина —сторож пускал его в дверь вме­ сте со Стрелкой, говоря: 3. Сибирские огни № 8.